— Но ведь так мы вам ничего на завтра не оставим.
Она укоризненно покачала головой. Ее коричневатое лицо сияло хлебосольным радушием.
— Кушайте, кушайте, не оставлять же для этих бандитов.
Ему хотелось сказать: «Уходите отсюда, уходите сейчас же, укройтесь в горных лесах». Но он ничего не сказал. Он не имел права вмешиваться. А кроме того, это не было личным делом.
Позже, когда Корнуэлл стоял рядом с Томом во время девятичасового сеанса связи, он все еще видел перед собой коричневатые щеки Мары, ее чистое старческое лицо в рамке черного платка, слышал ее прощальное напутствие.
Он взял у Тома радиограмму, подсел к свече и начал дешифровку. Когда он кончил, Том спросил:
— Ну, едем мы на тот берег или не едем?
— Едем.
Он протянул расшифрованный текст Тому, который прочел вслух: «Напоминаем величайшей важности незамедлительного спасения профессора желаем удачи».
— Незамедлительного спасения? — повторил Том. — Да что мы, «спитфайеры», что ли?
Они взяли свои вещи и вышли, оставив дверь открытой.
Лодка Кары лежала на берегу, неподалеку от его дома.
— Где Алитя? — спросил Корнуэлл.
— Сейчас придет, — угрюмо ответил Марко. — Но выяснилось, что у него из всех его людей осталось только двое. Да, они прошли проверку делом.
Они спустили лодку на воду.
Из темноты появилась Нела, она подошла к Тому, положила руку ему на плечо. Корнуэлл расслышал слова прощания, которые она шептала.
Почему-то Том ответил по-английски.
Она повернулась к Корнуэллу. Темнота смягчила резкие черты ее худого лица. Корнуэлл перевел:
— Он считает, что вы тоже могли бы поехать.
— У Николы нет никакого чувства ответственности. Это его главный недостаток.
— Вот-вот, — проворчал Том, вывернулся из-под ее руки и торопливо отошел к лодке.
Появился Митя с двумя уцелевшими казаками — невысокими и коренастыми, с плотной шапочкой черных волос и раскосыми глазами. Объясняться с ними, кроме Мити, не умел никто.
— Ну как, все в порядке? — спросил Марко.
— Ты сам видишь — всего двое. Я говорил тебе.
— Обойдемся и так.
Неуверенно балансируя, они спустились в пляшущую лодку и скорчились на ее мокром дне. Грести должен был Кара. Он неторопливо сел на корму. Его черный силуэт возвышался над ними в ночном мраке, и это было опасно. Он что-то говорил шепотом Боре, стоявшему у самой воды.
Лодка повернула поперек течения. За ее крутым носом Корнуэлл различил дальний низкий берег, а над ним — косые черные полосы ливня, несущегося им навстречу.
Они переправились через реку под бешеными струями дождя, надежно ими укрытые. Кара возвышался над ними, медлительный, черный и почти невидимый на фоне клубящихся ночных туч.
