Он чуть не взвыл от смеха. Но Андраши не отступал:
— А как же эта война? Долго она будет продолжаться, как по-вашему?
Он был не в силах воспринять Андраши серьезно и сказал:
— Вечность и еще один день. Неожиданно для себя он добавил:
— Но мы доведем ее до конца.
Он подумал: «Черт, я говорю, как заправский политик», и сказал вслух:
— Я говорю, прямо как заправский политик.
— Во всяком случае, весьма категорично.
— Ну да вы-то будете в Лондоне, — возразил он с непонятной непоследовательностью. — Под бомбами. Воздушные налеты, взрывы. А мы… мы уютно устроимся здесь, в лесах. Так не лучше вам остаться? Может выйти безопаснее.
— Собственно говоря, я не особенно ищу безопасности, — заметил Андраши и, замедлив шаг, пошел рядом с ним. — Я не считаю, что вы ее ищете. Но некоторые другие проблемы внушают мне серьезные опасения.
— По-моему, вы напрасно так беспокоитесь, профессор, — сказал он. Ему стало весело. То есть стало бы, если бы не Корнуэлл. Он попробовал еще раз, подстрекаемый молчанием Корнуэлла. — А эти двое, как они? Все еще думают, что мы их прикончим? Как они прикончили бы нас, появись у них такая возможность?
Но Корнуэлл молчал. Или он слушает, как эта девчонка щебечет с пленным офицером? Может быть.
— Вы неспособны понять, — говорил Андраши, — что и среди ваших противников есть честные люди. Это мне совершенно ясно.
— А откуда вы знаете, что эти двое — честные люди?
Наконец Корнуэлл прервал молчание:
— Заткнитесь, Том.
Немного, конечно, но хоть что-то. И он сделал новый заход:
— Такую форму, как у них — вот такую же аккуратную фуражечку, — вы тоже носили в ту войну?
Но задет был Андраши.
— Он офицер венгерской армии, как вы — сержант английской. И кроме того, должен заметить, он — мой родственник.
— Это, конечно, меняет дело, — сказал он как мог ехиднее, с ухмылкой поворачиваясь к Корнуэллу. И сразу пожалел о своем выпаде. Лицо Корнуэлла было бледным и каменным.
А потом они пришли. Неширокая долина пологими изгибами поднималась к востоку, зеленея заливными лугами, осененная лесом на склонах.
— Это речка Лог, — сказал Бора, когда они вышли на глинистый обрыв высотой футов в десять. Футах в двенадцати напротив рыжел такой же обрыв, а между ними катил мутные воды ручей. Тут пахло жимолостью и горьковатой смолой.
Они были рады передохнуть.
— Придется вам промочить ноги, — сказал Чика Пера голосом, дрожавшим не то от возбуждения, не то от страха, — Но это еще ничего. Ноги-то высохнут.
