Когда они вернулись к остальным, Бора остановился чуть в стороне — богатырская тень в сумраке.
— Расскажите им о том, что мы видели.
И когда Корнуэлл выполнил его просьбу, Бора сказал:
— Они не хотят верить. — В его глазах блеснули отблески заката. — Отведите их туда. Покажите.
Митя повел их туда.
Марта тоже хотела пойти, но Андраши ей не позволил.
Когда Андраши, офицер и его солдат вернулись с Митей, наступило выжидательное молчание.
Потом Бора сказал — непонятно спокойный, без горечи, без гнева:
— Ну вот, вы видели.
Лицо Андраши пряталось в тени. Его рука лежала на плече Марты.
Корнуэлл сказал внезапно:
— Значит, не может быть и вопроса о том, что они и мы одинаковы, как вы утверждали? Вы же теперь убедились? Они совершают подобные преступления…
— Это ложь! — произнес по-английски чей-то голос.
Они вздрогнули, как от пощечины. Красивый молодой офицер в дурацкой фуражечке улыбался им, старательно улыбался с вызовом и презрением.
— Наши войска таких преступлений не совершают. Но они заметили, что, бросая им этот вызов, он весь дрожит от напряжения. Они не знали, что сказать. Том вспотел от бессильной ярости. Он услышал, как Корнуэлл спросил резко:
— Вы ведь нацист?
— Я принадлежу к венгерской национал-социалистской организации.
— Но вы же видели там…
— Это сделали не наши войска.
— Так кто же? — крикнул Том.
Офицер вложил в свою улыбку весь отчаянный вызов, на какой он был способен, его темно-карие, почти без зрачков, глаза горели неистовым презрением.
— Красные, кто же еще? Партизаны. — Он дернул плечом, сбрасывая предостерегающую руку Андраши, и продолжал по-английски, обращаясь к Корнуэллу: — Мы с вами встречались до войны, помните? Почему вы теперь предаете Европу? Гитлер не хотел воевать с англичанами.
Позднее Том попытался поговорить с Корнуэллом:
— Бора просил, чтобы я вас предупредил: с этим пленным мы черт знает как рискуем. Если он сбежит… Я, конечно, не за то, чтобы расстреливать пленных, но…
— Нет, Том. Как вы не понимаете? Именно потому, что он ожидает, что мы… а, да какой смысл спорить!
— Может, вам еще отчего-то не по себе? От вас тут ведь ничего не зависело.
Но Корнуэлл снова замкнулся. После некоторого молчания он сказал через плечо:
— Вы ведь собирались сказать, что все это в природе вещей?
— А разве нет? — Он увидел лицо Корнуэлла, истерзанное, пронизанное мукой, не допускающее снисходительного сочувствия.
— Ну ладно, — сказал он. — Я ведь только предупредил вас.
— Спасибо, Том, — ответил Корнуэлл, отвернувшись. — Но помните одно: я справлюсь, вот увидите. Я справлюсь.
