Отпустив несколько не слишком лестных замечаний в адрес кавалеров Габриелы, Мэри вдруг заметила слева от ниши с памятником стайку изысканно одетых женщин и радостно вскрикнула.
– О, Китти уже вернулась из Линкольншира! Я ждала ее не раньше следующего вторника. Ты слышала объявление о ее помолвке?
– Да, и очень порадовалась за нее.
Покосившись на подругу, Мэри улыбнулась.
– Не обманывай! – шепнула она. – Я ведь знаю, ты с трудом переносишь Китти Стоунлей.
– Но я и правда рада ее счастью, – возразила Джулия. – Даже если она слишком, на мой взгляд, любит перемывать кому-то косточки, это вовсе не значит, что я желаю ей зла.
– Ты, как всегда, само великодушие! В таком случае, может быть, хочешь подойти к ней вместе со мною и расспросить обо всем?
Джулия отрицательно помотала головой.
– Я еще не пила воды. Но ты ступай скорее, не то, пожалуй, умрешь от любопытства.
Скорчив забавную гримаску, Мэри попросила Джулию выпить за нее один стакан и решительно устремилась в середину зала. Джулия наконец смогла перенести свое внимание на знаменитые батские воды. Подойдя к стойке возле бювета, она, как всегда, попросила девушку в переднике налить ей три стакана. Какой-то пожилой человек рядом с нею, одетый по-купечески в короткое коричневое пальто и бриджи, смело отхлебнул глоток воды и чуть не выплюнул ее обратно в стакан. Обернувшись к Джулии, он с обидой в голосе произнес:
– Да ведь от нее разит, как от коробки с серными спичками! А мне обещали, что она вылечит мою подагру. Надувательство! Сущее надувательство.
Не притрагиваясь более к целительному питью, он оставил подавальщице чаевые, поклонился Джулии и захромал к выходу.
Джулия лишь улыбнулась. Насчет воды, которая выкачивалась насосами из каких-то невообразимых подземных глубин, он был, конечно, прав. Не ему первому и не ему последнему эта якобы чудодейственная вода пришлась не по вкусу.
Но каков бы ни был вкус и запах батской воды, Джулия продолжала ее пить, потому что в Бате ее пили все, она же всегда сознавала себя частичкой местного общества. Она предпочла бы жить здесь, а не в имении, особенно в июне и июле, когда гостиницы полны приезжими из Лондона, а в теплую погоду весь город дефилирует по главной аллее или прогуливается в Апельсиновой роще. Летом Бат живет светскими сплетнями, заграничными новостями и модными туалетами.
При жизни матери они всегда проводили лето в своем городском доме на Королевской площади, но почти сразу после ее смерти лорд Делабоул его продал. Поначалу Джулия думала, что он просто не смог жить в доме, где все напоминало ему о покойной жене: ведь и мебель, и картины на стенах, и даже шторы были когда-то с любовью выбраны ею. Если Хатерлей создавался и переделывался многими поколениями хозяек, то дом на Королевской площади был творением рук леди Делабоул и носил на себе печать ее неповторимой личности.
