Берг-коллегию опять упразднили. Горное начальство опять переехало из Екатеринбурга в Пермь в подчинение пермскому губернатору. Из-под его власти освободили только шесть «горных городов»: Кушвинский, Богословский, Ижевский и Юговский заводы, Екатеринбург и Дедюхин — городок солеварен. (Екатеринбург, Кушва и Ижевск — ныне города, Богословский завод — город Карпинск, Юговский завод — посёлок Юго-Камск, а городка Дедюхин уже нет: в 1953 году он затоплен водами Камского водохранилища). Заводское хозяйство Урала разделили на 30 горных округов.
И всё было прекрасно, только металлургия не развивалась, а Британия догнала — и перегнала Россию.
БАРОН УМЕР — ДА ЗДРАВСТВУЕТ БАРОН?
Российские власти и российские заводчики ничего не могли понять. Как так? Заводов — две сотни, труд — дешевле не бывает, руды целые горы, лесов хватит на сто лет… а русское железо дороже английского! Но всё пошло по привычному русскому образцу: если непонятна причина, должен быть найден козёл отпущения.
Кроме народа, никто на роль козла не соглашался — а у народа и не спрашивали. Виновен — и точка. Разболтался! И с 1834 года началось очередная эпоха в истории горных заводов: эпоха военно-заводского режима.
Вместо того чтобы переводить заводы на паровые машины, власти ужесточили дисциплину. И получилась некая «горнозаводская аракчеевщина». Зато «горнозаводская держава» переживала пик своего воплощения. Всё было при ней: и суверенность, и подневольные подданные, и языческая жертвенность, и милитаризация, и все культы работников: культы труда, знаний и совершенства. Полный комплект «уральской матрицы».
И прежде рабочих набирали на заводы рекрутским способом, но с 1834 года заводскую работу приравняли к военной службе. Всё стало как в армии: командиры, гауптвахта, шпицрутены… Продукты превратились в провиант, который распределялся бесплатно и поровну. Благословение на свадьбу давали не родители и не поп, а начальник завода. Вместо суда — трибунал. Вместо закона — устав. По выслуге лет рабочий, как солдат, получал вольную. Заводские начальники стали офицерами, и высшим учебным заведением стал военный Корпус горных инженеров.
Правда, во главе «горнозаводской державы» оказался человек исключительной порядочности, некогда — либерал и почти декабрист: генерал Владимир Глинка. Конечно, он был сторонником жёсткой дисциплины, но никак не солдафон. Благодаря его личным качествам «держава» сохранила «человеческое лицо».
