Силами одних только рабочих заводы не могли обеспечить себя рудой и углём. Потому с самого начала XVIII века государство стало «приписывать» к заводам крестьян. Их брали из окрестных сельских районов. Уральские земли неплодородны. Кормильцами горнозаводского Урала были кунгурские деревни, зауральские слободы, оренбургские станицы. Отсюда крестьян и сгоняли на заводские работы — в качестве барщины. Крестьяне ломали руду, выжигали на уголь дрова, возили продукцию, строили. И всё это — вместо того, чтобы пахать и сеять на своих полях.
Крестьянам просто некогда было растить хлеб. «Приписка» к заводам ставила крестьян на грань голодной смерти. Первый бунт не заставил себя долго ждать. Он вспыхнул в 1703 году в Кунгуре. Повстанцы осадили бревенчатый кремль и обещали «убить до смерти» воевод.
Шквалы крестьянских мятежей качали дредноут горнозаводской державы все годы его плавания — пока власть сама не затопила дредноут.
Император Пётр III своим указом отменил «приписку» крестьян к заводам. Крестьяне молились на «Петра Фёдорыча». Но Пётр III правил всего полгода, а потом во дворце в Ропше его убили братья Орловы, и на престол взошла Екатерина. Она «скопом» отменила все указы бывшего императора, в том числе и указ об упразднении «приписки». И едва «Пётр Фёдорыч» воскрес, крестьяне двинулись под его знамёна — под знамёна Пугачёва.
«Горнозаводскую» линию пугачёвщины возглавил атаман Иван Белобородов. Он был родом из деревни Медянки на Ирени — одной из демидовских «приписных» деревень. Войско Белобородова сначала громило заводы по Сылве — Уинский, Ашапский, Бымовский, Суксунский, Тисовский, Шаквинский, Сылвенский. Потом Белобородов перешёл на Чусовую. Свою ставку он поместил на Шайтанских заводах. Отсюда он планировал поход на горную столицу — на Екатеринбург. Крестьянская «матрица» готовилась раздавить заводскую.
Пугачёвщина охватила примерно половину уральских заводов. Очень многие заводы сами сдавались бунтовщикам. Рабочие были не прочь отомстить начальству и хозяевам, восстановить справедливость. Но когда речь пошла о жизни и смерти, «уральская матрица» преобразилась. Теперь при виде мятежников заводчане выкатывали на плотины пушки. И война превратилась в гражданскую — рабочие против крестьян, «матрица» против «матрицы».
Рабочие и крестьяне были «социальными близнецами»: все подневольные. Но между ними разверзлась ментальная пропасть — пропасть между «матрицами». Драться друг с другом с такой яростью могли только свои, которые внезапно осознали, что в реальности они — чужие.
