В следующий момент крепкая рука сгребла его за шиворот и ощутимо тряхнула:
— Что значит при смерти?!
Монашек полузадушено вспискнул, тщетно пытаясь отодрать от себя чужие руки и кося глазами в поисках возможной помощи. Увы, лица трактирщика и двоих его сыновей выражали лишь легкую заинтересованность, так что становилось ясно: покуда совсем убивать не начнут, никто не вступится.
— Неделю назад здоров был, дай Бог каждому! — цедил сквозь зубы Ян.
Монах смотрел на него круглыми глазами и не мог произнести ничего мало мальски вразумительного. Лют с досадой ткнул его обратно на лавку.
— Ты кого искал, — уже нашел. Я и есть тот самый Янош. Не трясись и говори как есть.
Монашек с некоторым сомнением оглядел через чур настойчивого распросчика и, икая и запинаясь поведал следующее. Пять дней тому в монастырь явилась женщина с двумя сопровождающими. Сам он ее не видел, конечно, но по словам брата-привратника женщина не только знатная, но и очень богатая: она и ее спутники были одеты с предосудительной роскошью. Отец-настоятель имел с ними долгую беседу в приемной, после которой они поспешно отбыли. Тревогу никто и не подумал поднять, кроме одного послушника, которому не иначе знак свыше был, но задержать убийц не успели.
— Настоятель-то что? — мрачно напомнил Ян.
Воля ваша, но история получалась совсем сумасшедшая: монахов и грабили, случалось и убивали, — а что, тоже ведь люди, мало ли какой случай, — случалось и монастыри жгли. Всякое бывало. Но вот что б так, в наглую явиться и напасть на аббата в его же приемной…
— Плох. Единственное, что сказать успел, что бы вас с э…
Ян кивнул, что понял. — …нашли и где. Это уж я потом приметы у отца Ансельма спросил, — гордо закончил монашек.
Лют невольно усмехнулся: видно отец Бенедикт и впрямь знал своего крестника лучше некуда, знал, что тот задержится с Мартой. Больше никто пронюхать про них не мог: ну приезжали такие в монастырь, переночевали и уехали, что такого-то…
И оборотень сильно сомневался, что святой отец звал его попрощаться, благословить там, или посовестить перед смертью.
Ян обернулся уже на пороге:
— Я твою лошадь забираю!
Колотя в массивные двери, Ян напряженно прислушивался к тишине, убеждая себя, что просто не время, и молчание это не возвещает о том, что преставился один из смиренных братьев.
Ян назвался, но брат-привратник медлил, не торопясь пускать его внутрь стен.
Оборотень свирепел все больше, он и так загнал бедную кобылу, и остаток пути продирался уже на своих четырех лапах. Настроение и видок у него были соответствующие: его бы сейчас и волчья стая испугалась. Больше всего он боялся услышать слаженное пение Символа Веры, как полагается над умирающим, и увидеть власяницу с пеплом. Титаническим усилием Лют, смирил себя, и снова начал стучать, что бы объясниться, но последнего не потребовалось: его все-таки впустили.
