— Ох, не знаю! Ничего не знаю!!! — Марта оттолкнула его от себя, шатнулась в сторону.
Лют все еще вертел в пальцах злополучный крестик, находясь в полной растерянности.
— Что, жалко стало?
— А если и так?! — Марта вырвала крестик у него из рук, снова возвращая на законное место.
— Думаешь, он тебе спасибо скажет?
— А я спасибо не жду! Не про него — про себя думаю, — горько усмехнулась Марта.
— Что бы совесть не мучила. И такой грех, как чужая смерть на мне не висел!
Ян смотрел на нее, и почему-то вспомнилась она же: в дверном проеме с подсвечником, между ним самим и ксендзом…
— Ох, и дуры вы, бабы! — наконец не выдерживает он, — А моя, видать, дурнее всех!
— Ты-то сам, далеко ли ушел? — в голосе женщины усмешка.
— Не далеко. Может, и твоя правда, Марта… — немного погодя соглашается оборотень, и тут же продолжает с ухмылкой, — Ладно. Пойду, братьев на трапезу разорю!
Марта фыркнула:
— Не буйствуй только. А то уж больно крутенек бываешь!
— Жизнь такая, сударыня ведьма, что все зубами рвать приходится! — подмигнул Лют.
Маленький дьяволенок так и сидел в своем углу, отвернувшись к стене. Марта опять подергала коротковатое платье, низкий лиф, тяжело вздохнула про себя: умыться бы, хоть с ведра, и даже гребня под рукой нет, — того гляди колтунами пойдешь, как паршивый котяра… Снова вздохнула и — подсела к парнишке.
Посмотрела на его обреченно поникшие плечи, на тонкие руки, зябко обхватившие колени, опущенную светлую растрепанную макушку…
— Покажи руку, — распорядилась она.
Дьяволенок поднял голову и скривил красивые губы.
Станет старше — все бабы его будут! — не к месту подумала Марта, — о таких мечтают гризетки, без всякого слова задирают юбки молоденькие горничные, а благородные дамы романтично падают в обморок. И глаза у него не страшные, — просто злые, на весь мир обиженные…
— Руку дай, говорю! Болит ведь.
Паренек помедлил, но все-таки выкинул руку вперед, с вызовом протягивая ей поврежденную ладонь. Марта без ложного стеснения задрала подол и оторвала от нижней рубахи широкую полосу: все лучше, чем ничего, а им двоим показываться монахам не стоит. Намочила ткань в остатках вина и промокнула рану: мальчишка шипел по-гадючьи, но руки не отдергивал, и насмешка сошла с лица.
— Звать-то тебя как, молчун? — Марта неторопливо перевязывала изумительной формы кисть.
— Уриэль… — тихо отозвался юноша.
— Красиво… На архангела похоже…
— Угу… — и вдруг сказал, — Ты не ведьма! На тебе печати нет. И ожог ты даже зашептать не попыталась.
