За все это время — а оно показалось вечностью, — незнакомец даже не пошевелился. Сигарета, приклеившаяся к нижней губе, так и торчала у него во рту. Большие короткопалые, очень белые руки лежали на коленях ладонями вниз.
— Этот? — спросил Брукс, наставив оружие на незнакомца.
Обращался он к Чарли; очевидно, бармен и вызвал его.
Помощники шерифа, проделав охватывающий маневр, встали справа и слева от приезжего. Поймав взгляд начальника, ощупали бока и карманы неизвестного, но оружия не нашли.
— Мы у нас в краях… — завел Юго, слезая с табурета: ему, видимо, не понравились действия шерифа.
Вот теперь незнакомец в первый раз позволил себе почти откровенно улыбнуться. Но не сказал ни слова, не встал, сохраняя полное спокойствие.
Брукс смутился: он не знал, как подступиться к нему.
— Поедете со мной.
— Если захочу.
— Не захотите — все равно поедете.
— Нет, только если захочу. Час закрытия баров еще не наступил, и выпить стакан пива в этом заведении не преступление, даже не проступок.
В глуховатом голосе приезжего, как в крике некоторых птиц, было что-то неуловимо неприятное.
— Он прав, — поддержал Юго, пытаясь вклиниться между неизвестным и полицейскими.
Его без разговоров отпихнули.
— Лучше не будем спорить, — проворчал Кеннет Брукс, хотя и не очень уверенно.
Незнакомец выгреб из кармана мелочь, отсчитал и положил на стойку то, что был должен за пиво.
Потом соскользнул с табурета, неторопливо застегнул пальто, взял чемоданчик и поправил шляпу, чуть-чуть сдвинув ее на затылок.
Все опять подивились его странной походке: он шел к двери, слегка выбрасывая левую ногу вбок. Один из полицейских опередил его и повернул дверную ручку.
Он вышел на тротуар, и снежинки ореолом завихрились вокруг его головы. У бара столпилась кучка прохожих, но незнакомец не удостоил их внимания.
Он сунул голову в приотворенную дверь и, ни к кому в отдельности не обращаясь, невыразительным голосом бросил:
— До скорого!
Наутро все случившееся утратило прежнюю весомость, начало казаться чем-то нереальным: осталось лишь ощущение неловкости, карикатурности, и участники разыгравшейся сцены старались не думать о ней, стыдясь первых своих впечатлений.
Расчищая от снега дорожку перед баром, Чарли силился подавить в себе неприятное воспоминание о минувшем вечере. Как всегда зимой, в зале стало под конец слишком жарко, в воздухе, окутав головы, повис густой дым. Какой это бражник сказал, что пьяницы в нимбе голубоватого табачного дыма выглядят прямо как апостолы? Выпито было много; люди, как и следовало ожидать, разгорячились, наговорили друг другу такое, что лучше не повторять при утреннем свете.
