«Спасибо, папа, – сказал про себя Пинкни. – Я все еще чувствую страх, но это не бесчестно. Я пойду вперед и буду делать то, что должно. Я все пойму и буду высоко держать голову».
В Пинкни проснулся его врожденный оптимизм. Черт побери, Трэдды знавали испытания потяжелей, чем бедность. Они всегда преодолевали препятствия. И Пинкни найдет свой путь.
Через неделю бунты в городе прекратились. Установилась неспокойная тишина. Пинкни внутренне подготовился к опасной и желанной встрече.
Утром он послал Элию к Энсонам – предупредить, что собирается к ним после обеда, к четырем. Затем, раздевшись, полез с Соломоном и Джо на крышу, которая прохудилась над комнатой Стюарта. Надо было выяснить, почему она стала протекать.
Прежде чем идти, Пинкни тщательно вымылся и надел свой лучший костюм. Сидя во главе обеденного стола, он притворялся, что ест, тогда как сам вновь и вновь повторял про себя подготовленную речь. Он проговаривал ее, переходя улицу, и ему казалось, что язык не слушается его.
Лавиния выглянула из-за занавесок, и сердце ее тяжело забилось. Конечно, она уже знала, что Пинкни остался без руки. Элия успел перенести через улицу эту новость. Услышав об увечье жениха, Лавиния выбежала в сад. Ее стошнило. Потом мучительно разболелась голова. Эмма не уставала упрекать дочь. Лавинии не было дела, что Пинкни Трэдд – герой. Мысль о том, что она невеста человека с обрубком вместо руки, вызывала у нее тошноту.
А он совсем неплохо выглядит. Руку он держит на перевязи. Возможно, Элия ошибся. Пинкни не оторвало руку, он всего лишь ранен. Солнце сияло на его золотых волосах. Лавиния совсем забыла, как он красив. Даже теперь, когда так ужасно исхудал.
Пинкни постучался, и она побежала открывать дверь.
– Заходи, Пинкни. – Девушка сделала глубокий реверанс. Широкие оборки окружали розовый подол, будто лепестки, распространяя аромат сухих духов из подколотых к нижней юбке мешочков.
Девушка повела Пинкни в гостиную. Она шла, покачивая кринолином. Пинкни остановился в дверях, мучительно опасаясь, что, глядя на Лавинию, позабудет приготовленную речь. Пинкни заговорил, от напряжения голос звучал резко.
– Мне необходимо сказать тебе нечто важное, Лавиния, – прохрипел он. – Не перебивай, пока не выслушаешь до конца. Я пытался подыскать нужные слова, чтобы выразить то, что чувствую. Но я слишком долго был солдатом и отвык от изящных оборотов.
Пинкни с отчаянием подумал, что не может вытереть пот со лба. Лавиния выжидательно глядела на него своими большими глазами. Сделав судорожный вдох, Пинкни снова заговорил:
