Он громко расхохотался и повернул свой картофелеобразный нос к Жозефу, который буквально задыхался, слушая эти речи.
– Держи правей, очкастый погоняла, или эти аристократы, скачущие во весь опор, опрокинут тебя в ров вместе со всей твоей фабрикой! И не вешай головы. То, что я говорю, известно всему миру.
Жозеф покорно взял вправо. Но когда вы уже освоились с мыслью, что все – лишь пустяки по сравнению с достигнутым вами, не так-то легко видеть гибель своих надежд.
Они выехали на косогор, и Жозеф пустил лошадь рысцой; он не без удовольствия вслушивался в пронзительный скрип колес, заглушавший слова Вениамина.
– А пока что ты надрываешься, как вол, и ваш годовой баланс превосходен. Но подожди, дай срок! Бедняга Ламбер взял слишком влево. Это, видишь ли, единственная сторона вопроса, над которой следует поразмыслить. Ламбер был честный парень, человек долга и храбрец, каких мало. Таких, брат, теперь не делают. Ну да ладно! Я находился всего в четырех шагах от него, но помочь ему ничем не мог. И сегодня я тоже ничего сделать не могу. Давай лучше помолчим.
Жозеф испуганно уставился на своего двоюродного братца: ведь Вениамин находился всего в четырех шагах от бедняжки Ламбера, когда того убили.
Обычно Жозефа было довольно трудно вывести из себя. Но в речах Вениамина звучало нечто, с чем он не мог примириться. Он поднял очки на лоб, где они и остались как приклеенные, и, повысив голос, чтобы заглушить скрип колес, сказал:
– И Ламбер и ты, вы оба молодцы. Вот других немцы захватили в тылу, как скотину, и целых восемь месяцев они себе места не находили.
– Ну, какие мы молодцы. Мы только шли вперед и останавливались, лишь когда дальше идти уже было некуда. Мне передавали историю с рубашкой, которую ты швырнул в морду баварскому прокурору. Тоже неплохо. Я ведь только исполнял приказы: бежал, орал, стрелял, колол. Вот Ламбер, тот испил чашу до дна. Я же, как видишь, уцелел. А будь я на четыре шага левее, то вместо «бедняга Ламбер» говорили бы «бедняга Вениамин» – только и всего.
– Перестань, Вениамин, – сердито ответил Жозеф. – Ламбер вел себя более чем достойно. Но если бы он остался жив, он бы делал то же, что и ты.
– Не угодно ли сигару? – спросил Вениамин, протягивая портсигар Жозефу и, для шутки, Тэнтэну. – Знаешь ли ты, трубочист, знаешь ли ты, обкуренный чубук, – обратился он к мальчику, впрочем не глядя на него, – знаешь ли ты, в чем смак жизни? Сейчас я тебе скажу, я, Вениамин Штерн из Тюркгейма, Верхний Рейн, а Вениамин Штерн знает, что сказать и когда сказать. Смак жизни в том, чтобы, во-первых, построить машину, и во-вторых, – разломать ее. Не дергай ты так своего скакуна, – насмешливо бросил он Жозефу, заметив, что тот нервно натягивает вожжи. – Мы, Штерны, строим. Это дело мне по нраву. Но когда машина готова и может обойтись без меня, я смываюсь.
