Я оставался невозмутимым. И все же она каким-то образом заметила мое удивление, потому что добавила:
— Я сидела в женской тюрьме.
Я не спросил — за что. Мне это показалось чуть ли не естественным. Во всяком случае, это не было более необычным, чем то, что я оказался здесь, в вагоне для скота, что моя жена и дочь едут другим поездом бог знает куда, что наш машинист убит, что старика ранило
осколками бутылки, в которую попала пуля. Теперь все было естественным.
— А вы из Фюме, да?
— Да.
— Это была ваша дочь?
— Да. А моя жена беременна — семь с половиной месяцев.
— В Ретеле вы встретитесь.
— Быть может.
Другие, кто служил в армии и разбирался в этих делах лучше меня, постелили на ночь на пол соломы. Получилось что-то вроде большой общей постели. Кое-кто уже улегся. Несколько человек играли в карты, передавая по кругу бутылку водки.
Приехав в Ретель, мы вдруг впервые поняли, что отличаемся от других людей, что мы — беженцы. Я говорю «мы», хотя мои спутники со мною этим не делились. И тем не менее мне кажется, что мы довольно быстро стали на все реагировать почти одинаково.
На всех лицах, к примеру, читалась одна и та же усталость, резко отличная от той, какая бывает после ночной работы или бессонницы.
До безразличия мы, быть может, еще не дошли, однако каждый из нас уже отказывался думать сам.
Да и о чем думать? Мы ничего не знали. Все происходило помимо нашей воли, и размышлять или спорить было бессмысленно.
Я, например, на протяжении уже не знаю скольких перегонов неотвязно думал о вокзалах. Маленькие вокзальчики, полустанки, как я уже говорил, пустовали, никто не выходил встретить поезд со свистком и красным флажком. На больших, напротив, толпился народ, и на перронах приходилось даже поддерживать порядок.
В конце концов, как мне показалось, я нашел правильный ответ: пассажирские поезда были упразднены.
Примерно то же, несомненно, происходило и на дорогах: они были пустынны, так как, по соображениям военного времени, движение по ним закрыли.
Какой-то незнакомый мне человек из Фюме утверждал в то утро, когда я сидел рядом с Анной, что существовал план эвакуации города и что он видел в мэрии соответствующее объявление.
— Предусмотрены специальные поезда для доставки беженцев в деревни, где все готово для их приема.
Возможно. Объявления я не видел. В мэрию я заходил редко, а добравшись до вокзала, жена, Софи и я вскочили в первый подошедший поезд.
Правоту моего соседа подтверждает вот что: в Ретеле нас ожидали медсестры, скауты-все было готово к приему. Они запаслись даже носилками, словно знали, что мы должны приехать, но позже мне стало известно, что наш поезд был не первым, который обстреляли по дороге.
