— В другом вагоне… В него попали, я слышала его голос!
Она соскользнула на щебенку насыпи и с безумными глазами бросилась бежать, выкрикивая:
— Франсуа! Франсуа!
Все мы выглядели довольно жалко и смотреть друг на друга избегали. Мне казалось, что все происходит в замедленном темпе, но это, конечно, было не так. Помню я также нечто вроде зон тишины вокруг отдельных звуков, которые становились от этого еще рельефнее.
Люди начали спрыгивать на землю — один, за ним другой, третий, и первым их побуждением было помочиться, причем они не потрудились отойти подальше, а один даже не отвернулся.
Чуть дальше кто-то, не переставая, стонал, и стон походил на крик какой-то ночной птицы.
Жюли встала; блузка ее выбилась из помятой юбки. Словно пьяная, женщина проговорила:
— Вот так-то, мой поросеночек!
Она повторила фразу несколько раз и, возможно, продолжала произносить ее и тогда, когда я вылез и помог женщине в черном спрыгнуть на травку.
Почему-то именно в этот миг я спросил ее:
— Как вас зовут?
Вопрос не показался ей ни дурацким, ни неуместным, и она ответила:
— Анна.
У меня она имени не спросила, но я все же сказал:
— А я Марсель. Марсель Ферон.
Мне тоже хотелось помочиться. Но при ней я стеснялся, хотя терпел с большим трудом.
Ниже путей был луг, поросший высокой травой, на нем виднелся забор из колючей проволоки, а метрах в ста белые строения фермы, где никого не было видно. У кучи навоза взволнованно кудахтали куры, словно тоже чего-то испугались.
Из других вагонов вылезали люди, такие же ошеломленные и неловкие, как мы.
Перед одним из вагонов группа людей казалась более плотной, более тесной. Некоторые из нас обернулись в ту сторону.
— Там ранило женщину, — сообщил кто-то. — Врача среди вас нету?
Почему этот вопрос показался мне смешным? Врачи, путешествующие в вагонах для скота? Или один из нас мог сойти за доктора?
В самом начале состава кочегар с черным лицом и руками отчаянно жестикулировал; чуть позже мы узнали, что машинист убит — пуля угодила прямо в лицо.
— Возвращаются! Возвращаются!
Крик прервался. Все последовали примеру тех, кто бросился ничком в траву у подножия насыпи.
Я сделал то же самое, Анна следом — она ходила теперь за мной, словно бездомная собачонка.
Самолеты снова описали в небе круг, чуть западнее, и на этот раз нам удалось хорошенько рассмотреть их маневр. Мы видели, как самолет вошел в штопор, выровнялся, когда уже казалось, что он врежется в землю, пошел на бреющем полете, набрал высоту, лег на крыло и повторил снова тот же путь, но уже с нажатой гашеткой пулемета.
