Или — что? Но об этом позднее. До этого я пока не дошел. Прежде нужно еще во многом разобраться.
Как-то летом я занялся расчисткой сарая, мне хотелось навести в нем порядок, выбросив лишнее и оставив на месте только то, что могло пригодиться. После нескольких часов утомительной работы я позорно спасовал.
И вот сейчас я решил навести такой же порядок в своей душе, прямо здесь, в сарае, сегодня ночью. Разобраться до конца, чего бы мне это ни стоило.
Вот уже заняла свое место сцена — Рэй с Патрицией. Затем вспомнился взгляд старика Эшбриджа. Он не пьяница, но регулярно употребляет спиртное после пяти часов вечера. Эшбридж жирный, но не слишком, а его большие серые глаза всегда слезятся.
— Ну, Доналд?
Мы оба стояли возле буфета, а вокруг нас шумели несколько групп гостей. Разговоры скрещивались, перескакивали с одного на другое.
Почему у меня появилось тогда такое ощущение, словно мы двое вдруг отъединились ото всех остальных? Более точно это можно определить как ощущение сообщничества. Ведь я наткнулся на него минут через пять после того, что увидел в ванной.
Он смотрел на меня спокойно, но все же смотрел. Я-то понимаю, что именно хочу этим сказать. В большинстве случаев на подобных сборищах не принято смотреть на того, с кем говоришь, его присутствие просто ощущается. Говорят. Слушают. Скользят взглядом по лицу, плечу…
А он посмотрел на меня, и слова, с которыми он ко мне обратился, приняли характер вопроса:
— Ну, Доналд?
Что — ну? Видел ли и он то, что увидел я? Знал ли он, что я увидел?
Тон его не был ни мрачным, ни угрожающим. Но он и не улыбался. Ревнив ли он? Знает ли, что у Патриции привычка… Я вдруг почувствовал себя виновным, а он продолжил:
— Ваш друг Сэндерс — занятный тип…
Гости начали разъезжаться. Надевали пальто, натягивали резиновые сапоги, выстроившиеся рядами на подставке для обуви. Открываясь и закрываясь, дверь впускала клубы ледяного воздуха.
Врывался ветер, сперва шум его был монотонным, потом начал рывками усиливаться, и гости тревожно спрашивали:
— Снег не перестал?
— Нет.
— Как бы не разразилась снежная буря!
Почему я, вопреки своему обыкновению, продолжал пить, этого я еще и сейчас не понял. Я переходил от группы к группе, и хорошо знакомые мне лица принимали совершенно новое выражение. Кажется, я зубоскалил, и Изабель заметила это.
Начало ощущаться всеобщее беспокойство. Многие приехали издалека, одни из окрестностей Нью-Йорка, другие из Массачусетса — им предстояло проехать до дома около сорока миль.
