Но это ни о чем не говорит. У разных людей все складывается по-разному.
— Доктор, знаете ли вы хоть одного счастливого человека?
Собственно говоря, быть счастливым — это не совсем то, что Хиггинс имеет в виду. Точного слова тут не подберешь: жить в мире с самим собой, не задавать себе вопросов, а может быть — знать ответы на эти вопросы, что еще трудней!
А Хиггинс верил, что он и есть такой человек. Верил, пусть не всегда, не каждую минуту. Бывали у него и сомнения, и приступы слабости, но впереди маячила желанная цель, и он снова принимался за труд.
Вечерами, например, он занимался вещами, которые вовсе не входили в его обязанности и лично ему не сулили никаких выгод. Но он работал, работал не из тщеславия, не ради звания заместителя казначея, не для того даже, чтобы принести пользу обществу. Просто, когда ему было нечего делать, надвигалась такая пустота, что голова кружилась.
Не потому ли другие устремляются в кино или, не успев прийти домой, спешат включить телевизор?
А о чем думает, скажем. Нора, которая весь день, с утра до вечера, остается дома одна? Ее голова не занята суетой супермаркета, и для того, чтобы почувствовать собственную полезность, у нее нет ни телефона, ни писем, которые надо продиктовать и подписать, ни почтительных подчиненных, ни благожелательных покупателей.
— Починил. Надеюсь, теперь-то уж будет держать.
— Можно подавать обед?
— Флоренс не вернулась?
— Сейчас придет: я слышу ее голос на улице.
И впрямь, обе девушки уже стояли на краю залитой солнцем лужайки. А еще через минуту Люсиль пошла в сторону Проспект-стрит.
— За стол! — бросил Хиггинс в сторону гостиной. — Мойте руки.
— У меня чистые, па.
— Кому сказано: мойте руки!
Потому что так полагается, потому что жить надо по правилам…
— Ты ему действительно разрешил пойти на озеро?
— Почему бы и нет? Сегодня тепло.
— А как твой насморк?
— Пока еще ничего, но чувствую — усиливается.
У него немного сел голос, и яйца за завтраком были на вкус не такие, как обычно. Когда простужаешься, у яиц всегда появляется какой-то привкус — Хиггинс называл его «простудным».
— Где Дейв?
— Я здесь, — пробасил старший.
— Где ты был?
— В гараже: подкачивал шины у велосипеда.
— Руки вымой.
— Только сейчас вымыл.
— Покажи.
Все верно. Руки были еще влажные — Дейв никогда их не вытирает как следует.
— Я хочу куриную ножку! — сообщил Арчи.
А его сестричка, как и следовало ожидать, во весь голос заявила:
— Я тоже хочу куриную ножку.
Хиггинс попытался представить себе, что дом исчез, никакого дома больше нет, они все находятся на какой-то ничьей земле, и их куда-то несет — без газовой плиты, без курицы, без картофельного пюре…
