— Если бы мы только могли что-нибудь сделать блобу!
— Они предельно безразличны ко всему. Это единственное описание, которое к ним подходит. — Понсфорд потеребил нос. — Я рассказывал тебе, как мы пытались схватить одного прессом? Он просто все вырвал…
— А если мощное физическое воздействие, в отличие от радиации, жары и давления?
— Температура и давление применялись в реакторе в гораздо больших количествах, чем может дать любая физическая сила. У нас, правда, была стодвадцатимиллиметровая гаубица со специальными вогнутыми головками, чтобы подходили под его круглый бок. — Он покачал головой. — Кошмар! Мы выстрелили прямо в чертов блоб. Снаряд вылетел, все нормально — и все разбегались от осколков. А блоб невредим.
— Естественно.
— Вот именно — естественно.
— Так, — Гревиль рассердясь поднялся. — Давай не будем слишком уж привыкать к мысли, что на блоба ничего не действует…
— А что, что-то действует?
— Пока нет. Но в один прекрасный день мы их расколем.
— Может доживем до этого. Я начинаю сомневаться.
— Терри, когда должны встретиться эти два блоба?
— Послезавтра, если лондонский не изменит курс.
— Ты же специалист по курсам, Терри.
— Послезавтра.
Гревиль трудился с гнетущей мыслью, что он понапрасну теряет время. Все, что можно было испробовать, казалось, было испробовано с одинаковой неудачей. Он плотно ел четыре раза в день, мягко спал, сам выписывал себе жалованье — и ощущал себя обманщиком, лгуном, обманным путем забирающим этот щедрый дар. Как и у других, в нем развивалась ненависть к блобам, которая происходила из его ощущения собственного бессилия. Здесь наверняка был психиатр, только кажется никто не знал, кто это.
Про себя Гревиль думал, что им могла быть эта старая крыса, как иногда за глаза называли доктора Таунсенд.
Другие по сравнению с ней были в своем уме и по ней, как образцу, ясно видели, чего они должны избегать. Да, доктор Таунсенд, неряшливая, вся пропитая насквозь старая развалина запросто могла быть психологом.
Для великого события задействованы, казалось, были все.
Убрали одну стену ангара, чтобы дать черному блобу из Лондона свободный доступ к порхающим серым блобам Камберленда. Терри Понсфорд записывал пари. Гревиль поставил десять шиллингов на то, что черный и серые блобы просто исчезнут. Чарльтон поставил пятерку на самое непристойное. Доктор Таунсенд держала пари, что появятся маленькие зеленые чудовища. Никто больше не поставил на это — Гревиль еще раз отметил ее.
