Я знаю, чем это закончится: мама заставит меня подчиниться, и я пойду выслушивать вопросы профессора, на которые буду отвечать кивками головы. «Да», «нет» — я теперь говорю только это.
— Все хорошо, Жюстин?
— Да.
— Что-нибудь новенькое произошло со времени последней нашей встречи?
— Нет.
— Что с твоим весом, можно узнать?
— Э-э… Да.
…
— Я слушаю тебя.
Ответа нет. Он ждет секунду, потом продолжает.
— Хорошо, я вижу, дело идет небыстро, и, несмотря на все твои надежды и обещания, ты продолжаешь худеть. Я говорил о твоем случае с моей ассистенткой, и на сегодня мы видим ТОЛЬКО один выход из ситуации.
Он умолкает, закрывает глаза, словно погрузившись в глубокое раздумье, приоткрывает их и облизывает губы. Я уже знаю его мимику при сообщении важной новости.
— Если ты согласна, мы поставим тебе назально-желудочный зонд…
Я так и знала! Вот он приговор, которого я ждала и боялась. Я в ужасе, но мне стало легче. Легче, потому что нет речи о насильственной госпитализации, и в ужасе от мысли, что стану жертвой варварской системы лечения. Родители ждут этого решения давно, я знаю. Если я соглашусь, я доставлю им радость, точнее, успокою их. Но я предпочитаю верить в себя и в болезнь. Я больна, значит, моей вины тут нет. Но я могу контролировать болезнь и победить ее сама.
Я могу весить сорок килограммов и отлично себя чувствовать. Я часто об этом думаю. И, в любом случае, я уверена, что нравлюсь себе больше с весом сорок килограммов, чем с весом шестьдесят.
Я заговорила вслух или профессор прочел мои мысли?
— Если ничего не изменить, через два месяца тебя уже не будет с нами!
Все хотят, чтобы я согласилась.
— Я постараюсь. Я вам обещаю, я вам клянусь, я буду есть за столом. Я сегодня уже съела десерт с кремом в полдень…
Нехорошо клясться, если не держишь слово.
Я съела десерт с кремом вместо натурального йогурта. Профессор не дурак.
— Ты думаешь, что десерт с кремом спасет тебя от смерти?
А зонд спасет? Я до сих пор не могу проникнуться сознанием смертельной опасности. Я могу есть сама, если захочу, мне не нужна питательная трубка!
Мама заговаривает:
— Жюстин, надо согласиться.
Я ненавижу себя за то, что так позорно сдаюсь, подчиняясь родителям. Но к чему размышлять?
Они не оставляют мне выбора. Мама плачет, сидя рядом со мной, от этого я тоже заливаюсь слезами, а профессор и его ассистентка, в прошлом страдавшая анорексией, продолжают говорить о пользе зонда. Я их даже не слушаю, больше занятая носовыми платками, чем этой проклятой трубкой.
