«Уже пятого очередь, — с грустью подумала княгиня Озноба. — Как время быстро летит. Кажется, еще вчера на зависть сельскому старосте я бегала по навозным кучам родной деревни. Ловила мух и отрывала, играючи, им крылья. Бедные маленькие навозные мушки, простите меня. Если сможете».
Пятый казачок кашлянул нетерпеливо.
— Конечно, конечно, парень, разве я могла о тебе забыть. Подходи, женишок, стишки, что ли читай.
Космонавт приветственно взмахнул рукой и глухо пророкотал:
— С тобою так же хорошо, как и в казарме.
— Ай, здорово, — зарделась вдова. — Умеете же, черти.
Княгиня Козан-Остра легла. Волосы спрятали часть лица. Он вытянулся рядом с ней и обнял, чтобы поцеловать. Она, не открывая глаз, сонно ответила на его поцелуи, потом отдалась в нетерпеливые руки. В небе закружили далекие туманности. Съехал с катушек Млечный путь.
Она продолжала лежать с упрямо закрытыми глазами, но космонавт знал, что вдова тут же их откроет, как только он ляжет сверху всем телом. Он гладил ее прохладные руки и округлые бедра. Невеста отвечала на ласки и шептала нежные глупые слова. Стыковка прошла нормально. Космонавт продолжал ее целовать и трогать теплое, упругое тело.
Отошла первая ступень, вторая, третья. И они очутились в открытом космосе…
* * *
Скорее всего, это была лучшая ночь в жизни семнадцатилетней княгини Ознобы Козан-Остра. Звезды водили хороводы. Страстно извивалась верблюжья колючка. Сочно скрипел песок. Один за другим из мрака выныривали казаки-женихи. На вдову ходили в сабельную атаку, вдову осаждали по всем правилам фортификационной науки, таранили и брали на абордаж. Козачки-женихи выполняли фигуры высшего пилотажа, отводили бронепоезда на запасные пути и демонстрировали прекрасное владение правилами рукопашного боя.
А стихи… Еще никогда Ознобе, вдове по ориентации, не посвящалось столько прекрасных, ажурных, витиеватых, многозначительных, лепых, озорных строк:
…Как жаль, что Вы, увы, не подполковник!
…Не страшно, что не первый я на марше!
…Вы разрешите Вас узнать поглубже?!
…Готов я порох жечь, как пулеметчик!
…Ложитесь, я — воздушная тревога!
…Я о тебе по радио не слышал!
…Любви хочу, все остальное после!
…Нас ждут не худшие, скажу я Вам, мгновенья!
…Ах, если б в эту ночь мне долго не кончалось!
…Любить бы рад, но от Платона тошно!
…Хотел бы в Вас свой лишний сбросить вес!
Мятой простыней на поблекшем небе проступили облака. Размазанной губной помадой проявился рассвет. Шестнадцатый боец подошел, чеканя шаг, и отрапортовал одностишье:
