— Ты зачем меня будишь? — слегка грассируя, вздохнул мужчина. — Оставь меня, безутешного, в покое. Мне свет не мил. — Грустный, как коромысло, мужчина был похож на море — такой же волнительный. На голове буруны волос. Усы — чеховская «Чайка».
— Извиняюсь, — решила дама изобразить вежливость, не провинциалка, чай.
— Что мне с извинения? Я тонкая натура, я спал. А когда спишь, идет время, и жестокая действительность не властна. Да унесет меня бог Птах в страну Мульти-Пульти. Приходи завтра в это же время.
— Извиняюсь, — повторила дама.
Мужчина неожиданно перешел на крик, почти визг:
— Я не могу видеть! Я не могу видеть эту безвкусную лампу! Она два года как вышла из моды, — мужчина подбежал к двери и стал дубасить кулаками:
— Садисты, изверги, дистрибьютеры!!! Выпустите меня немедленно! Здесь человек задыхается!
Затем, повернувшись к вдове и более спокойно:
— Разрешите представиться: Мустафа Гоморский, человек с юга, такого далекого, что там уже не жарко. Здесь по недоразумению. Я был звукорежиссером фильма «Миллион лет до нашей эры», и меня обвиняют, будто я продал один крик в фильм «Тарзан».
— Озноба Козан-Остра. Вдова по отношению, — сделала книксен дама.
— Ибрик, у нас гости, — обратился Гоморский ко второй кровати. Галантный, как подсвечник.
Из кровати выбрался молодой человек, и когда стал рядом, у вдовы возникло ощущение, что перед ней братья, настолько мужчины были похожи. Стройные, широкоплечие, одетые, как финские лесорубы, приехавшие в СПб пропить недельный заработок.
— Разрешите представиться: Ибрагим Содомский, личность с севера. Такого далекого, что там не успевает стать холодно.
— Он убил человека за то, что тот пил из его стакана, — объяснил Семен.
— Правда, это произошло в вендиспансере, где я снял койку, так как в гостинице не было мест. А вы здесь почему?
Вдова скромно опустила глазки:
— За нудизм, Чернобог побери.
— Это вы зря. В этой стране нудизм — самое страшное преступление, — сочувственно покачал головой Мустафа и нечаянно раздавил заползшего через вентиляционное окошко тарантула.
— Зря вы это. Здешний хан — импотент. И запретил секс, как пережиток, — сочувственно покачал головой Ибрагим. Невольно создавалось впечатление, что он боится чего-то, не имеющего к этой истории никакого отношения.
Щелкнул засов. Дверь открылась.
— Эй, проштрафившиеся, вам передача. Только умоляю, не скрежещите напильником после одиннадцати, — толкая столик на колесиках, объявил вежливый надзиратель, жизнерадостный до дрожи.
