— Хотелось бы мне, чтобы мы действительно представляли для них угрозу, — ответил я. — Но мы до сих пор не можем ответить на элементарные вопросы: кто, что и зачем? И у нас нет никаких прямых улик.
Джанет подумала несколько минут и вдруг прищелкнула пальцами.
— Черт, я только что догадалась. Конечно, это не слишком нам поможет, но вчера я подслушала один разговор. Кто-то из репортеров рассказывал кому-то, что ему поручили приготовить короткий биографический ролик о Ньювеле. Бьюсь об заклад, кому-то было нужно, чтобы этот ролик был под рукой и его в любой момент можно было бы вставить между репортажами о будущем убийстве. Интересно, наши «компетентность и осведомленность» всегда были такого рода?
— Просто это называется быть последовательными, — объяснил я. Скажите спасибо, что они еще не торгуют рекламным временем на эти репортажи.
— А может, и торгуют. Во всяком случае, что касается политической рекламы, то это именно так.
— Ну еще бы! Какой политик откажется лишний раз показаться перед публикой, да еще в тот момент, когда большинство людей торчат у телевизоров. А тут ему гарантирован высокий уровень важности новостей — по крайней мере тройка или четверка. А вчера он мог достигнуть даже пяти или шести.
— Все это верно, — сказала Джанет. — Но тогда зачем показывать еще и Слоана?
И она замолчала, вероятно, так же озадаченная этим обстоятельством, как и я.
После некоторого раздумья я решил сменить тему:
— Ну ладно. Теперь мы знаем, что нас подозревают, но у нас нет никаких осязаемых доказательств для суда. С этого момента наше расследование резко осложняется, и, стало быть, остается две возможности: А — уйти в подполье и Б — вынудить противника предоставить необходимые доказательства. Что вы предпочитаете?
— Честно говоря, мне что-то не по себе.
— А я знаю, что вы предпочли бы план Б. Это будет выглядеть так. Мы заставим их поверить, что у нас имеются неоспоримые улики. Их, конечно же, попытаются уничтожить, и вот тогда они у нас действительно появятся.
— Вы никогда не работали на правительство?
— Да ладно! Допустим, вы не воспринимаете меня всерьез. Но тогда что вы предлагаете?
— Что-нибудь такое, что позволит нам остаться в живых. Мы имеем дело с могущественным противником. Даже если мы получим эти неоспоримые доказательства, то, насколько я могу судить, они исчезнут из полицейского участка через пять минут после того, как мы оттуда выйдем.
— Хорошо. Придумайте что-нибудь получше. Я откинулся в кресле, и сам постарался придумать что-нибудь получше.
