Но Европеец каким-то образом обошел этот принцип. Иными словами, он научился ходить по воде.
Шоу закончилось, Валентайн выключил телевизор. Завтрашний день будет лучше. Он был просто уверен в этом. Погасив свет, Тони уткнулся в подушку.
Его разбудил телефон на тумбочке. Он приоткрыл один глаз. Почти одиннадцать. Наверное, Мейбл, она же по природе сова. Валентайн снял трубку.
– Ну, что раскопала?
– Это Тони Валентайн? – спросил женский голос с сильным акцентом.
Он включил лампу. Этот акцент Валентайн слышал сегодня в туалете «Бомбея».
– Да.
– Вы меня узнали?
Он помолчал.
– Кажется, да.
– На Атлантик-авеню есть бар. «Болтушка». Знаете его?
«С той поры, когда тебя еще на свете не было», – хотел ответить он, но сказал только:
– Да.
– Идите туда и садитесь за столик в самом конце. Приходите один, иначе я не подойду.
– Подождите…
– Даю вам двадцать минут.
Она повесила трубку. Выскользнув из постели, Валентайн взял бумажник и достал визитку Дэвиса. Потом набрал номер инспектора. После пяти гудков ответила заспанная женщина.
– Да?
– Будьте добры Эдди.
– Он не может подойти.
– Вы уверены?
– Кто это? – ее голос стал резким.
– Тони Валентайн. Разбудите его, пожалуйста.
Трубка замолчала. Валентайн глянул на часы. Циферблат светился в полумраке. Прошла минута. Потом другая. Подружка Дэвиса вернулась к телефону.
– Эдди спрашивает, у вас что-то срочное?
– Еще как, – ответил Валентайн.
И повесил трубку.
«Болтушка» издавна была местом сборищ всякого сброда Атлантик-Сити. Валентайн припарковался под потухшей неоновой вывеской и вошел внутрь. Сквозь сигаретный дым он различил неясные очертания бильярдистов. Кроме них, здесь никого не было.
Бар имел форму подковы, окруженной десятком табуретов. В дальнем конце находились огороженные места для наркоторговцев и тайных любовников. В каждом горело по свечке. Он поймал взгляд бармена и заказал диет-колу.
Через три табурета от него сидела женщина, продававшая свою доступность. Ее юбка была задрана до ягодиц, открывая красное атласное белье. Не взглянув в его сторону, она спросила:
– Нравится что-нибудь?
– Здесь – нет.
Она повернулась и уставилась на него.
– Уверен?
В ее голосе слышалось отчаянье. Под слоем штукатурки на лице Валентайн разглядел следы трудной жизни. Она улыбнулась, решив, что он сменил гнев на милость.
– Проваливай, – сказал Валентайн.
– Папаш, ты что, полицейский?
– Очень хочешь это узнать?
Женщина забросила сумочку через плечо и исчезла. Бармен поставил колу на стойку.
