К разочарованию присоединилось нескрываемое раздражение.
- Так вот, я хотел узнать, почему вы с двенадцати часов четверга по вечер пятницы настоятельно искали синьору Ликальци в гостинице.
- А что тут особенного? Я дальний родственник мужа Микелы. Она, когда приезжала сюда из-за дома, обращалась ко мне за советом и помощью. Я инженер-строитель. В четверг я звонил, чтобы пригласить ее к нам на ужин, но портье сказал мне, что синьора не ночевала в гостинице: с портье у меня доверительные отношения. И я начал беспокоиться. Вы находите во всем этом что-то из ряда вон выходящее?
Теперь инженер Ди Блази стал ироничным и агрессивным. У комиссара сложилось впечатление, что у этого человека сдают нервы.
- Нет, - ответил он и положил трубку.
Бесполезно звонить Анне Тропеано, он уже знал, что она могла ему рассказать. Лучше он вызовет ее в комиссариат. Но одно ясно: Микела Ликальци пропала из поля зрения в среду после семи вечера; в гостиницу она так и не вернулась, хотя, по словам подруги, и собиралась.
Спать не хотелось, и он улегся с книжкой, романом Деневи, аргентинского писателя, который ему очень нравился.
Когда глаза начали слипаться от усталости, закрыл книгу, выключил свет. Как обычно перед сном, подумал о Ливии. И подскочил на кровати будто ошпаренный, мгновенно проснувшись. Господи, Ливия! Он же ей не звонил с той грозовой ночи, когда притворился, будто связь прервалась. Ливия, конечно же, не поверила, вот почему она больше не звонила. Нужно срочно исправить положение.
- Алло? Кто это говорит? - услышал он сонный голос Ливии.
- Это я, Сальво, любимая.
- Дай мне поспать!
В телефоне щелкнуло. Монтальбано еще долго сидел с трубкой в руке.
Было восемь тридцать утра, когда он вошел в комиссариат с бумагами Микелы. После того как Ливия не захотела с ним говорить, он так разнервничался, что и глаз не сомкнул. Вызывать Анну Тропеано не пришлось. Фацио доложил, что молодая женщина уже дожидается его с восьми часов.
- Слушай, я хочу знать все об инженере-строителе из Вигаты, его зовут Аурелио Ди Блази.
- Все-все? - спросил Фацио.
- Все-все.
- «Все-все» для меня значит и разговоры всякие, пересуды…
- И для меня, представь себе, то же самое значит.
- Сколько у меня времени?
- Фацио, ты что, вздумал играть в профсоюзного деятеля? Два часа тебе на все про все. И то много.
Фацио обиженно посмотрел на начальника, повернулся и вышел, даже не попрощавшись.
При других обстоятельствах Анна Тропеано, видимо, была бы привлекательной тридцатилетней женщиной, смуглой, с иссиня-черными волосами, большими блестящими глазами, высокой и полной. Но сейчас она стояла перед ним поникшая, с красными опухшими глазами и посеревшим лицом.
