На объекте он вручил Алисову и Федьке по десятке. Алисов не удержался от вопроса:
— Кому?
Дзюба поднял голову, посмотрел на Петра и молча отвернулся к Федьке.
— Деньги отдай матери. Откуда? Молчок. Заработали.
— Да она в жизни не спросит. Ей лишь бы деньги.
— Работаем.
Думали они, что избавившись от монет, избавились от неприятностей и волнений. А неприятности только начинались и будут продолжаться ещё очень долго и не только для них.
Через два дня после этих событий, в пятницу, Наум Цезаревич шёл, уставший, после работы домой. Жил он недалеко от «зеркального» гастронома, через пару кварталов от центральной улицы.
— Нюма, ты стал таким большим начальником, что друзей не замечаешь? — услышал Польский.
Он остановился и увидел своего школьного товарища Абу Когана, работающего сейчас преподавателем физики в институте.
— Извини Аба, устал я сегодня. Какой-то дурной день выдался, да ещё эта идиотская, никому не нужная планёрка в тресте. Переливают из пустого в порожнее, только время отнимают. А у тебя как дела? Я тебя уже сто лет не видел.
— Я из кафедры не вылезаю, пишу докторскую, а дома добавляю. Да ещё всевозможные, как ты говоришь, дурацкие мероприятия, забирающие время: то дежурство в дружине, то собрание кафедры, совещание в деканате, всевозможные лекции по линии общества «Знание». А политинформации чего стоят? Сплошная болтовня о преимуществе социализма и о гениальном руководстве партии, Брежнева и прочих маразматиков.
— Ты что, диссидентом стал?
— Куда мне. Ты ведь знаешь, меня кроме науки ничего не интересует.
— А женщины? У вас в институте их тьма.
— Ты не знаешь мою Раю? Один взгляд в сторону, и я косить всю жизнь буду.
— Да, я вспомнил одну интересную вещь. Ты когда-то, ещё в школе интересовался нумизматикой, — и Наум Цезаревич пожалел, что начал этот разговор.
«Пропал вечер. Теперь Абу не остановить», — подумал он, но продолжил:
— Мне предлагали купить интересную монету.
— Какую? — загорелись глаза у Абы.
— Такая серенькая, с одной стороны двуглавый царский орёл, а с другой стороны, дай вспомнить точно…
— Отойдем-ка в сторонку, вспоминай.
— Ага, значит так: двенадцать рублей и странная приписка — на серебро, а по кругу написано — чистая уральская платина. Так, кажется.
Аба сделал такие удивлённые глаза, что Польский улыбнулся.
— Нюма, ты меня не разыгрываешь? Ты сам видел эту монету? Где?
— Мои работяги нашли и предложили мне купить.
— За сколько?
— Можно было и за пять ре.
— И ты не взял.
