Я его расспросила, куда он едет, на сколько времени.
„Eh bien, et quand nous reverons nous?“ — „Mais quand vous voudrez“.[130] — „Вы завтра принимаете?“ — „Да“. — „Так я приду, впрочем я не приду — приемный день…“
„Ну, не приходите. Зачем вы меня спросили quand nous reverrons nous?“ — „Нет, графиня, вы ужасная кокетка!“
Мы себе выбрали довольно хорошее место, чтобы разговаривать, но вдруг у нас за спиной выросла целая стена мамаш. Ваничка в отчаянии: „Вот не было печали, мамаши накачали“. Тогда мы стали разговаривать о последнем бале, на котором он был, а я нет. „Весело было?“ — „Нет, ужасно скучно“. — „Почему?“ — „Во-первых, вас не было“. Я этому поверила и обрадовалась, но сделала вид, что мне это даже не понравилось. „Графиня, голубушка…“ — „Что?“ — „Да, голубушка… голубушка…“ — „Князь… князь…“ Хорошо, что нас выбирали в фигурах, а то бог знает, до чего бы мы договорились. „Графиня, я принес вам ваш браслет“. Я сказала, что очень рада. Он вынул его из кармана и надел мне. „Как мне хотелось его переменить!“ — „Как переменить?“ — „Принести вам другой, а этот себе оставить. Что бы вы сказали?“ Я, конечно, сказала, что я очень рассердилась бы. Он говорит, что этот браслет такое ему счастье принес в картах и что он пропасть выиграл за последнее время. Я говорю ему: „Voulez vous le garder?“ — „Oh, oui, oui“.[131] Потом подумал и говорит: „Нет, не следует“.
К концу котильона мне все делалось грустнее, и на него мое расположение духа влияло, и он все просил меня быть веселее: „У вас такое оживленное, милое личико, когда вы веселы“. Он нас проводил, когда мы уезжали, и с тех пор мы не видались.
23 февраля. 1884. Четверг.
Я постараюсь все описать, как было, хотя это будет совсем не то. 4-го февраля, в субботу вечером, пришли к нам дядя Сережа с Верой. У Веры лицо сияющее. „Вера, что?“ — „Приехал. С папа в одном вагоне из Тулы ехал“.
На другой день Илья видел его на выставке собак, и он сказал, что приедет к нам в четверг днем. В среду вечером на репетиции у Оболенских меня просят приехать завтра в три часа на следующую. Я сказала, что мне нельзя, потому что у нас приемный день, но Лиза Оболенская непременно настояла, и я только могла выговорить, чтобы наша пьеса репетировалась от часа.
На следующий день мы собрались на репетицию, которая продолжалась до трех. В три я заехала за Верой Толстой, и мы с ней поехали к нам. Входим в нашу переднюю и спрашиваем, кто был? Вдруг за нашей спиной: „Здравствуйте, графиня!“ Оказывается — Ваня Мещерский и Сережа Уваров.
