Себастьян с трудом удержался от комментариев.
– Ваша светлость, без викария нам никак.
– Понятно. – Себастьян с любопытством взглянул на мистера Гилвелла. – По правде говоря, вы, сэр, не производите впечатления такого уж набожного человека. Почему же вы так привязаны к викарию?
Мистер Гилвелл густо покраснел.
– Вам это трудно понять, в Лондоне ведь сколько священников. А здесь… – Он махнул рукой в сторону кухни, в открытую дверь которой то входили, то выходили три молодые женщины. – Здесь без него не обойтись. У меня три дочки, всем им скоро замуж пора. А что за свадьба, если викария нет? Придется тогда в Кенсингэм за священником посылать, так-то вот. А возьмите бедных, больных… О них ведь тоже заботиться надо.
– И что, ваш викарий всем этим занимается? – И Себастьян вспомнил того невменяемого старика, которого видел несколько часов назад.
– Когда сам не может, следит за тем, чтобы этим другие занимались.
– Хотите сказать, этим занимается его дочь.
Мистер Гилвелл изумленно взглянул на него, да только хмыкнул.
– Хочу сказать, что она следит за этим, и все.
– То есть мисс Шалстоун делает за отца всю его работу?
– Да нет, не всю. – Он машинально почесал шрам на руке. – Он проповеди читает, и хорошие проповеди, без всех этих страстей про геенну огненную. А еще – крестит, венчает и все такое.
– Но все, что должен делать именно он, делает его дочь.
Мистер Гилвелл заерзал на стуле.
– Да ничего такого я не говорил. До смерти жены викарий и проповедовал, и советы добрые давал – насчет души, и невест готовил к венчанию… Но сам-то он все не успевал, его жена о бедных заботилась, женщинам помогала… У них вдвоем здорово получалось. Потом она умерла. А он… он вроде как не в себе стал, понимаете?
Этого Себастьян понять не мог.
– Не в себе? Он что, с ума сошел?
– Не сошел он с ума. Просто он не всегда справляется со своими обязанностями. Горе его сломило, он прямо на себя перестал быть похож. А сейчас…
– Сейчас он пьет, – сказал Себастьян.
– Я этого не говорил!
– Нет. Но то, что у этого человека проблемы со спиртным, совершенно ясно. Стоило мне его увидеть, я сразу догадался.
Хозяин гостиницы весь напрягся.
– Прошу прощения, но вы бы лучше об этом не говорили. Человек никак от горя не оправится, и мы – мы жалеем его. Работа-то все равно дела-ется.
– То есть вы его покрываете, а дела – на его дочери.
– Работа-то делается, – упрямо повторил мистер Гилвелл.
Себастьян вздохнул. На свой вопрос он так и не получил ответа. Что с викарием – страдает ли он от безутешного горя или просто стал беспробудным пьяницей? И выдержит ли он, черт подери, по-ездку?
