– Что, курепчики, наломали дров? – начал «из-за угла» Самсонов. – Этот молодой арап, у него еще ума нет, – показывал на меня Самсонов. – А ты, старый, седой пень, куда лез? – обращался он к Коржову.
– Так вы же сами приказали подобрать площадки, вот мы и подбирали.
– А если бы вы там померзли? – наступал командир. – Поотрывали лыжи и летаете без них в таких местах!
– Да оторвали всего по одному, Ижко от безделья только жалобы пишет, пусть хоть поработает, – оправдывался Коржов.
– Он поработает, а вам объявляю по выговору, можете идти в ресторан обмыть.
– Приглашаем вас за компанию! – вставил я.
– Нет уж, кто заработал, тот и отмечает, – рассмеялся Самсонов.
На том и порешили. А на месте Черного озера вырос потом добротный поселок, где с удовольствием, работали вертолетчики.
Стояли ясные морозные дни. В свои права вступала суровая дальневосточная зима. Небо потеряло летнюю лазурную окраску. Поблекло, посерело. Белые прожилки высокослоистых облаков ровными нитями протянулись с севера на юг, со стороны Якутска к Охотскому морю. Лишь над Джугджурским хребтом вздымались в невероятных конфигурациях облачные смерчи. Наш самолет плыл среди всего этого гудящего, стремительно уносящегося ввысь облачного хаоса.
Сам перевал укрывался серой массой слоистой облачности, и лишь командные высоты вспарывали облачность строгими гранями заснеженных пик, искрящихся на солнце холодом снежинок. Далеко впереди просматривались белые барашки волн Охотского моря.
До пункта посадки бухты Аян оставались десятки минут полета, но сердце чувствовало тревогу. Судя по беспорядочно разбросанным но вертикали лепесткам облаков, болтанки нам не избежать. В эфире царила полная тишина. Лишь время от времени откуда-то из далеких гор доносился слабый голос командира АЭ Кузнецова, отважившегося с Виктором Зубаревым подбирать площадки для Удской экспедиции. Надо же было дать работу своим экипажам.
У нас на борту находилось двенадцать пассажиров, замерзших, съежившихся среди медицинского оборудования для внутривенных инъекций, да металлических коробок для кинолент и другого почтового скарба. Полет проходил на эшелоне 3000 метров, на целую тысячу метров удалившись от вершин, хотя наставление по производству полетов предусматривало всего лишь шестьсот метров в подобной ситуации. Наша предусмотрительность оказалась не лишней.
Упругий воздушный поток нехотя начал корежить самолет с нарастающим шумом и свистом, как бы испытывая его на прочность, и внезапно, резким скользящим ударом, с крыла на крыло бросил вниз. Взлетная мощность двигателя падения не уменьшила. «Аннушка», словно подбитая птица, обреченно валилась на крышу облаков.
