Графиня бросилась к ногам полковника, схватила его за руки, стараясь удержать, но он с отвращением оттолкнул ее и закричал:
— Не смейте прикасаться ко мне!
Услышав, как затихают вдали шаги полковника, графиня только передернула плечами. С той глубокой проницательностью, которая дается безграничной подлостью или звериным эгоизмом высшего света, она поняла, что отныне может жить спокойно, надежно охраняемая словом и презрением честного воина.
Шабер и в самом деле исчез. Торговец молочными продуктами разорился и нанялся в кучера. Быть может, и сам полковник подвизался на каком-нибудь поприще в том же роде. Быть может, подобно камню, брошенному в пропасть, он, падая с уступа на уступ, исчез среди безвестной голи, которая кишит на улицах Парижа.
Полгода спустя после описанных событий Дервиль, который не слыхал больше ничего ни о полковнике Шабере, ни о графине Ферро, решил, что они пришли к полюбовному соглашению и графиня, в отместку ему, поручила оформить это соглашение другому поверенному. Как-то поутру, подсчитав суммы, выданные Шаберу, и прибавив свои расходы, Дервиль обратился к графине Ферро с просьбой передать этот счет полковнику, предполагая, что ей известно местожительство ее первого супруга.
На следующий же день управляющий графа Ферро, незадолго до того назначенный председателем суда первой инстанции в одном из крупных городов, прислал Дервилю следующий неутешительный ответ:
«Милостивый государь!
Госпожа Ферро поручила мне сообщить Вам, что Ваш клиент недостойно злоупотребил Вашим доверием; лицо, именовавшее себя графом Шабером, призналось в том, что это имя присвоено им незаконно
Примите и проч. Дельбек».
— И носит же земля таких простаков! — воскликнул Дервиль. — А еще называюсь поверенным! Вот, будьте великодушным, отзывчивым филантропом и ученым правоведом в придачу, все равно вас обведут вокруг пальца, Эта история влетела мне в две тысячи франков!
Вскоре после получения этого письма он отправился в суд повидаться с адвокатом, который вел дела в исправительной полиции. По случайному стечению обстоятельств Дервиль вошел в шестую камеру как раз в тот момент, когда председатель приговорил за бродяжничество некоего Гиацинта, не помнящего родства, к двум месяцам тюрьмы с последующим переводом в дом призрения в Сен-Дени, что в практике исправительной полиции равносильно пожизненному заключению. Услышав имя Гиацинт, Дервиль взглянул на обвиняемого, сидевшего на скамье подсудимых, и узнал в нем своего лже-Шабера.
