– А-а, начинаю понимать, – сказал Уайлдинг. – По-моему, вы сами обрели некий духовный опыт. Что это было? Как? Вы еще с детства знали?..
Он не закончил фразу. Медленно сказал:
– Или вы понятия не имели?
– Я понятия не имел, – сказал Ллевеллин.
Понятия не имел… Вопрос Уайлдинга увел Ллевеллина в далекое прошлое.
Вот он еще ребенок…
Особый аромат чистого горного воздуха щекочет ноздри.
Холодная зима, жаркое засушливое лето. Маленькая, тесно сплоченная коммуна. Отец – шотландец, худой, суровый, почти угрюмый человек. Богобоязненный, честный и умный, несмотря на простоту жизни и призвания, он был справедлив и непреклонен, и несмотря на глубину чувств, никогда их не проявлял. Мать его была из Уэльса, черноволосая, с таким певучим голосом, что в ее устах любая речь звучала музыкой… Иногда вечерами она читала валлийские[9] стихи, которые написал ее отец к конкурсу бардов.[10] Дети не очень понимали язык, содержание оставалось туманным, но музыка стиха волновала Ллевеллина, будила смутные мечты. Мать обладала интуитивным знанием – не разумным, как у отца, а природной, врожденной мудростью.
Она обводила глазами своих детей, задерживала взгляд на Ллевеллине, первенце, и в них он видел и похвалу, и сомнение, и что-то похожее на страх.
Мальчика тревожил ее взгляд. Он спрашивал: «Что такое, мама? Я что-то не так сделал?» На что она с доброй улыбкой отвечала:
– Ничего, детка. Ты у меня хороший сын.
А Ангус Нокс резко оборачивался и смотрел сначала на жену, потом на сына.
Это было счастливое детство, нормальная мальчишеская жизнь – не роскошная, даже скорее спартанская: строгие родители, дисциплина, много домашней работы, ответственность за четверых младших детей, участие в жизни общины. Благочестивая, но ограниченная жизнь. И он ее принимал.
Но он хотел учиться, и отец поддержал его. Отец имел чисто шотландское почтение к образованию и хотел, чтобы его старший сын стал большим, чем простой землепашец.
– Ллевеллин, я сделаю все, что в моих силах, чтобы помочь тебе, но многого не смогу. Тебе придется рассчитывать в основном на себя.
Так он и поступил. Он закончил колледж – на каникулах подрабатывал официантом в отеле, по вечерам мыл посуду.
Он обсуждал с отцом свое будущее. Учитель или врач?
Определенного призвания у него не было. Обе профессии были ему близки. Наконец он остановился на медицине.
Неужели за все эти годы он не получал намека на посвящение, на особую миссию? Он пытался вспомнить.
