Бремя любви - Агата Кристи

 В церкви было холодно. Стоял октябрь, и топить было рано. На улице солнце еще посылало ненадежное обещание бодрости и тепла, то здесь, среди холодного серого камня, была только сырость и предчувствие зимы.

Лаура стояла между нарядной няней в хрустящих воротничках и манжетах и помощником викария мистером Хенсоном; самого викария свалила жестокая простуда. Мистер Хенсон был худой и юный, с выступающим кадыком и тонким гнусавым голосом.

Миссис Франклин, хрупкая и хорошенькая, опиралась на руку мужа. Сам он стоял важно и прямо. Рождение второй дочери не принесло ему утешения после потери Чарльза. Он хотел сына. Но из того, что сказал врач, стало ясно, что сына уже не будет.

Он перевел взгляд с Лауры на младенца, который лепетал на руках у няни. Две дочери… Конечно, Лаура – очень милая девочка, и новорожденная чудесна, как и все младенцы, но мужчине нужен сын.

Чарльз, Чарльз, золотые кудряшки, как он смеялся, запрокидывая голову… Такой красивый мальчик, такой шустрый и смышленый. Действительно необыкновенный мальчик. Если одному из его детей суждено было умереть, пусть бы уж Лаура…

Он встретился взглядом со старшей дочерью; на маленьком бледном личике глаза казались большими и трагическими, и Франклин, смутившись, покраснел: что он такое думает?! А вдруг ребенок догадается? Конечно, он всей душой любит Лауру, и все-таки, все-таки она – это не Чарльз.

Опершись о руку мужа, полузакрыв глаза, Анджела Франклин думала: «Мой мальчик, мой дорогой красивый мальчик… В голове не укладывается. Ну почему не Лаура?»

Вины за эту мысль она не испытывала. Стоя ближе к первобытным инстинктам, она честнее и безжалостнее, чем муж воспринимала как факт, что ее второй ребенок никогда не станет для нее тем, чем был первый. В сравнении с Чарльзом Лаура проигрывает по всем статьям: тихая, бесцветная. Девочка хорошо воспитана, не доставляет хлопот, но она лишена – как это называется? – индивидуальности.

Она снова подумала: «Чарльз… ничто не возместит мне потерю Чарльза».

Она почувствовала, как муж сжал ей руку: надо было участвовать в службе. Какой же противный голос у бедняги Хенсона!

Анджела удивленно и снисходительно посмотрела на младенца на руках у няни: такие большие, торжественные слова для такой крохи.

Спящая девочка моргнула и открыла глазки. У нее поразительно синие глаза – как у Чарльза; она счастливо гулькнула.

Анджела подумала: «Улыбается, как Чарльз», – и на нее нахлынул прилив материнской любви. Это ее ребенок, ее собственный, чудный ребенок. Впервые смерть Чарльза отодвинулась в прошлое.