– Нет, мы все, – с легкостью ответил он.
– Какой же ты врун, Генри.
Но она сказала это беззлобно, даже с улыбкой. Она вспомнила молодого человека, которого встретила четыре года назад на партии в теннис. Как привлекательна была тогда эта его отстраненность – сейчас он был таким же отстраненным.
Смущенный юноша, который пришел на следующий день и изворачивался, разговаривая с Лаурой до прихода Ширли, – это тот же самый молодой человек, который теперь охотится за Джессикой.
«Генри не меняется, – подумала она. – Он не хочет меня ранить, но такой уж он человек. Всегда делает то, что хочет».
Заметив, что Генри прихрамывает, она решительно сказала:
– Я думаю, тебе нельзя сегодня играть в теннис, у тебя растяжение. Может, отложишь до следующей недели?
Но Генри хотел пойти, и пошел.
Вернулся он в шесть часов и упал на кровать. Вид у него был такой скверный, что Ширли встревожилась.
Несмотря на протесты Генри, она позвонила и вызвала врача.
На следующий день, едва Лаура пообедала, как зазвонил телефон.
– Лаура? Это я, Ширли.
– Ширли, что случилось? У тебя такой странный голос.
– Я насчет Генри. Он в больнице. У него полиомиелит.
«Как у Чарльза, подумала Лаура, и ее мысли ринулись к событиям многолетней давности. Как у Чарльза».
Трагедия, которую в то время она не могла осознать по малости лет, вдруг обрела новое значение.
Мука, прозвучавшая в голосе Ширли, напомнила ей ее муки матери.
Чарльз умер. Умрет ли Генри?
Да, умрет ли Генри?
* * *
– Детский паралич – то же, что полиомиелит? – спросила она Болдока.
– Просто другое название. А в чем дело?
– У Генри полиомиелит.
– Бедняга. И ты хочешь знать, выживет ли он?
– Ну… да.
– И надеешься, что нет?
– Болдок, вы делаете из меня какое-то чудовище!
– Сознайся, юная Лаура, такая мысль у тебя мелькнула.
– У любого может промелькнуть ужасная мысль. Но я никому не желаю смерти, правда, не желаю.
Болдок задумчиво сказал:
– Да. Не думаю, что ты желаешь – теперь.
– Что значит теперь? А, вы имеете в виду старую историю про Вавилонскую блудницу? – Она не смогла сдержать улыбку от воспоминания детства. – Я пришла затем, чтобы сказать: теперь я не смогу каждый день вас навещать. После обеда я уезжаю в Лондон – чтобы побыть с Ширли.
– А она этого хочет?
– Конечно! – возмутилась Лаура. – Генри в больнице, она одна, ей нужен кто-то рядом.
– Возможно… Что ж, возможно. Правильно. Так и надо. Обо мне нечего беспокоиться.
Мистер Болдок, ныне полуинвалид, получал огромное удовольствие от преувеличенной жалости к себе.
