– Бедняга, она за это поплатилась, – сказал Франклин.
Безжалостная в своей материнской любви, Анджела отмела попытку пожалеть Гвинет Джонс.
– И если бы не Лаура, ребенок сгорел бы в огне.
– Как она сейчас, здорова? – спросил Болдок.
– Да. Шок, конечно, и руки обожжены, но не сильно. Врач говорит, она полностью поправится.
– Хорошо, что так, – сказал Болдок.
Анджела возмущенно сказала:
– А вы расписывали Артуру, что Лаура так ревнует, что готова убить несчастную крошку! Вот уж действительно – холостяк!
– Ну, ну, будет. Я нечасто ошибаюсь и смею сказать, иногда неплохо и ошибиться.
– Вы только сходите посмотрите на них.
В детской малышка лежала на коврике на полу у камина, болтая ножками и издавая непонятные звуки.
Рядом сидела Лаура. Руки у нее были забинтованы, ресницы обгорели, что придавало лицу забавное выражение. Она гремела яркой погремушкой, стараясь привлечь внимание сестренки. Повернувшись, она посмотрела на Болдока.
– Привет, юная Лаура, – сказал Болдок. – Как поживаешь? Я слышал, ты у нас героиня. Доблестная спасительница.
Лаура коротко взглянула на него и снова обратилась к погремушкам.
– Как твои руки?
– Очень болели, но их смазали какой-то мазью, и теперь лучше.
– Чудная ты, – сказал Болдок, тяжело усаживаясь в кресло. – В один день рассчитываешь, что кошка задушит сестренку, – да-да, меня не обманешь, – а на следующий день лезешь на крышу и спасаешь ребенка с риском для собственной жизни.
– И все-таки я ее спасла, – сказала Лаура. – Она ни чуточки не пострадала – Наклонившись к ребенку, она со страстью сказала:
– Я никогда не позволю, чтобы с ней что-нибудь случилось, никогда. Я буду заботиться о ней всю жизнь.
Болдок поднял брови.
– Значит, это любовь. Ты любишь ее, так ведь?
– О да! – с тем же пылом ответила она. – Я люблю ее больше всего на свете!
Болдок был поражен. Он подумал – как будто лопнул кокон. Лицо девочки словно светилось. Это чувство делало его прекрасным, вопреки отсутствию бровей и ресниц.
– Понятно, – сказал Болдок. – Понятно… Что же мы теперь будем делать, интересно?
Лаура посмотрела на него озадаченно, даже с некоторым опасением.
– Разве это не правильно? Чтобы я ее любила?
Болдок смотрел на нее, и лицо его было задумчиво.
– Для тебя – да, юная Лаура. Для тебя правильно…
Он потер подбородок и впал в прострацию.
Будучи историком, он в основном занимался прошлым, но бывали моменты, когда его безумно раздражало то, что он не может предвидеть будущее. Сейчас был как раз такой момент.
