Анджела встретила грустный взгляд темных глаз Лауры и с мгновенным любопытством подумала: «Интересно, о чем этот ребенок думает?»
Няня тоже обратила внимание на то, как тихо и прямо стоит рядом с ней Лаура.
«Какая же она тихоня, – подумала няня. – Пожалуй, слишком уж тихая; в ее возрасте ненормально быть такой тихой и воспитанной. Ее почти не замечают. А надо бы… как же так…»
В это время преподобный Юстас Хенсон подошел к критическому моменту, который всегда заставлял его нервничать. Ему редко доводилось крестить. Был бы здесь викарий… Он одобрительно посмотрел на серьезное личико Лауры. Воспитанная девочка. Его вдруг заинтересовало: что у нее сейчас в голове?
Этого не знали ни он, ни няня, ни Артур или Анджела Франклин.
Это несправедливо…
О, это несправедливо.
Ее мама любит малышку-сестру, как любила Чарльза.
Это несправедливо…
Она ненавидит, ненавидит, ненавидит малышку!
Пусть бы она умерла!
Лаура стояла возле купели, в ушах у нее звенели торжественные слова крещения, но гораздо явственнее и реальнее была мысль, облеченная в такие слова:
Пусть бы она умерла…
Легкий толчок. Няня подала ей ребенка и прошептала:
– Возьми ее… осторожно… крепче… и передай священнику.
– Я знаю, – шепнула в ответ Лаура.
Вот малышка у нее на руках. Лаура посмотрела на нее.
Подумала: «Что, если я разожму руки, и она упадет на камень. Она умрет?»
Камни серые и твердые – но детей очень сильно укутывают, прямо кокон. Сделать? Решиться?
Она помедлила, и момент был упущен. Ребенок оказался в нервных руках преподобного Юстаса Хенсона, которому явно не хватало умения викария. Он спрашивал у Лауры имена и повторял их: Ширли, Маргарет, Эвелин… Вода стекала со лба малышки. Она не заплакала, только снова довольно гулькнула, будто ей доставили огромное удовольствие. Осторожно, внутренне съежившись, помощник викария поцеловал ребенка в лоб. Он знал, что викарий так делает. И с облегчением вернул ребенка няне.
Обряд крещения закончился.
