Несмотря на пыл своих стихов, маэстро Гильом полюбил Перонель чистой стариковской любовью, а она равнодушно смотрела на юношей, встречающихся ей на пути. Вместе они посещали храмы и вместе останавливались в придорожных деревенских гостиницах. Верная служанка раскладывала свои накидки между двумя ложами, а святой Дионисий благословил чистоту идиллии, когда влюбленные, держась за руки, опустились на колени перед его алтарем.
На обратном пути, в сиянии дня, в час прощания, Перонель одарила поэта величайшей милостью. Благоухающими устами она нежно поцеловала увядшие губы маэстро. И Гильом де Машо до самой смерти хранил в своем сердце золотистый лист орешника, который Перонель сделала посредником своего поцелуя.
1950
Понедельник. Неизвестный продолжает свое методичное преследование. Думаю, что его зовут Autrui. He знаю, с какого времени он начал загонять меня в четыре стены. Возможно, с самого рождения, а я этого не осознавал. Тем хуже.
Вторник. Сегодня я спокойно бродил по городу. Вдруг заметил, что ноги несут меня в незнакомые места. Казалось, что улицы образуют лабиринт по умыслу Autrui. В конце концов я оказался в глухом переулке.
Среда. Моя жизнь ограничена узким пространством внутри бедного квартала. Нет смысла рисковать и пытаться выйти за его пределы. На всех углах меня подстерегает Autrui, готовый преградить мне доступ к центральным проспектам.
Четверг. Каждую минуту я боюсь столкнуться один на один, нос к носу с моим врагом. Заточенный в своей комнате, я чувствую, что, ложась спать, раздеваюсь под наблюдением Autrui.
Пятница. Провел весь день дома, неспособный даже к самой незначительной деятельности. Ночью вокруг меня вдруг появился тонкий контур, что-то вроде кольца, пугающий не больше, чем бочарный обруч.
Суббота. Проснулся внутри шестигранного ящика размером с мое тело. Я не отважился ломать стенки, предчувствуя, что за ними меня ожидают новые шестигранники. Не сомневаюсь, что мое заточение — дело рук Autrui.
Воскресенье. Замурованный в своей келье, я медленно распадаюсь на составляющие. Выделяю желтоватую, с обманчивыми бликами желтоватую жидкость. Никому не посоветую принять меня за мед…
Естественно, никому другому, кроме Autrui.
1951
Тяжелые страницы «Греческой патрологии» Поля Миня погребли хрупкую память о Синесии Родосском, провозгласившем на земле царство ангелов случая.
Со свойственной ему манерой преувеличивать, Ориген отвел ангелам архиважную роль в небесном хозяйстве. В свою очередь благочестивый Климент Александрийский впервые признал присутствие за нашими спинами ангелов-хранителей. И привил первым христианам Малой Азии безрассудную любовь к иерархической множественности.
