— Я думала — мама пришла…
— А это что за явление? — он смотрел на нее во все глаза.
— Это явление зовут Юлька, — и подала ему руку. — Я знаю, кто ты. Ты здесь был, когда меня еще не было.
И вдруг мучительно покраснела. Всей ее смелости хватило на две фразы. Дочка моя…
А он хоть бы догадался не заметить. Я видел сейчас Юльку его глазами.
Длинноногое дитя. В шортах с бахромой — обрезала свои старые джинсы, — рубашка узлом завязана на животе, а мордочка детская, душа смотрит из карих Таниных глаз.
— Какие люди вырастают, пока я отсутствовал!.. Дядя Олег, это сколько же я отсутствовал? Лет пятнадцать, шестнадцать? — и оглядывал ее, как портной заказчика.
— Эй, моряк, ты слишком долго плавал! — под оценивающим взглядом в тон ему ответила Юлька.
Внизу, увидел я в окно, стоит такси, две халды крашеные, метлы рыжие, оперлись о машину спинами, ждут, и парень обезьяньего вида приплясывает перед ними. И — наше дитя.
Потом я так же сверху видел, как появился Виктор, как они враз оживились, полезли в такси, захлопывались дверцы, такси отъехало.
— Это — он? — Юлька принесла фотографию и показывала мне: Таня, он, я. Все это до ее рождения. — Какой смешной!
И рассмеялась. Почти тут же пришла Таня:
— Ты что ж задержать его не мог? Я бы хоть посмотрела. В детстве такой это был хороший мальчик.
Ему деньги жгли задницу, твоему мальчику, хотелось сказать мне. Но сказал только:
— В детстве все мы хорошие.
Таня внимательно посмотрела на меня, спросила Юльку:
— Как он тебе показался?
— Волк!
И, захохотав, убежала к себе, сверкая босыми пятками.
Таня сказала:
— Могу представить себе, с каким лицом ты его встретил.
— Ты бы видела, какие девки ждали его внизу.
— А ты в его возрасте был, конечно, святой.
— Ну уж во всяком случае…
— Брось, пожалуйста, мне все понятно. Когда что-то хоть краем касается твоей дочери, ты становишься невменяемым.
Я не ответил. Разумеется, про деньги я ей не сказал. Но весь этот месяц я помнил и ждал. Не денег ждал, главное проверялось, ведь не чужой он мне.
День в день (впрочем, в этот день я как раз забыл и думать) подъезжаю я на своих потрепанных «Жигулях» к дому, Витька сидит на скамеечке, курит. Вид потасканный, небрит, какой-то вроде озябший. Я запирал машину, когда он подошел:
— Дядя Олег, ничего, что деревянными? По курсу.
А я, честно говоря, ждал: сейчас попросит еще, вот чего я ждал, судя по его виду.
— Тут двадцати пяти рублей не хватает, — предупредил он.
— Давай так, — сказал я, включая сигнализацию. — Тебе они сейчас нужны, оставь себе. Отдашь, когда сможешь.
