Этнография | страница 16
Только в парилке до меня дошло, что даже осознавание не сделало меня свободным от того управления, которое скрыто в этом среднем слое.
Я наблюдаю, а сознание чешет тело…
Глава 3. Степаныч. Недооцененность
Я провел у Степаныча не так уж много времени — меньше года. И все же это было чрезвычайно богатое время. В иной жизни и за десятилетия не случится столько, сколько произошло тогда со мной. Я так много всего помню, что непонятно даже, о чем рассказывать.
Помню его чисто скоморошьи издевки, и подлинные чудеса, и самокопание, чистку сознания, длящуюся сутками, просто сутками подряд! Песни, пляски, игры… и мои обиды! О! Обид там хватало, и я очень рад, что мне не удалось их избежать. Я уже писал об этом в других книгах, поэтому просто повторю свой рассказ о своих обидах и о том, как не удалось от них сбежать.
Не удалось!.. Это еще суметь рассказать, как не удалось! И кому не удалось! Какому мне. Однажды Степаныч в очередной раз зацепил очень болезненный кусочек моей личности. Не все помню точно, но как-то это выходило на недооцененность. Всплывает воспоминание, в котором он мне прямо по-русски говорит, что я говно и пришел к нему, чтобы сбежать в старину в историю. Историк! А в старину я сбегаю, чтобы отомстить всем, кто меня недооценил в настоящем, — не оценил, то есть, по достоинству и тем обидел. А поскольку я этих обидчиков победить не могу, то и сбегаю, можно сказать, в самоубийство, потому что я трус, слабак и тупица. И я переполнен ненавистью; ненавидеть всех, кто меня недооценивает, — основной способ моих взаимоотношений с другими людьми, а сбегать из жизни, совершать самоубийство — основной способ взаимоотношений с самим собой.
И его лично я при первой же возможности накажу тем, что сбегу и брошу, значит, убью в моем мире!
Мало того, что он меня «готовил» к такому разговору несколько суток, что значит, делал все, чтобы такие слова ударили побольней, так к тому же это все явно не имело ко мне никакого отношения. Я ощущал в себе немало недостатков, но только не этих.
Я сидел перед ним и держался в облике ученика, сколько хватало сил, изображая, что пытаюсь его понять. Сколько таких «учеников» с преданными китайскими глазами, точно у мастеров кунфу из монастырской школы, отсидело за эти годы передо мной самим. Отсидели и сбежали, так и не поняв, что же я в действительности хотел сказать. Все перекрытые одной задачей — вытерпеть все, дослушать до последнего слова, не отведя глаз. Ведь если ты дослушал до конца и так ничего и не понял, ты не виноват. Это школа плоха, а учитель бездарен…