Этнография | страница 15
— А что это за слой, ты понимаешь? — спрашивает в ответ Степаныч. До меня что-то начинает доходить, хоть и смутно. Видимо, это на моей голове отразилось.
— Правильно! — засмеялся он. — Душа это! Ну, назови сознанием.
Я поплавал в этом состоянии какое-то время, пока осознал. А ведь действительно. Даже если это не в полном смысле душа, это точно то, что изучают как душу. Иначе говоря, то, что имеет возможность остаться жить после того, как тело умрет. Ясно, что явление сложное, но в том моем состоянии это не имело значения. Важно было лишь то, что это, что Степаныч назвал душой, во мне ощущалось отчетливо отличным и отдельным от тела и от меня. И если это душа, то из чего она могла состоять, по моим ощущениям? Из сознания, больше не из чего.
И тут он мне добавляет.
— Так что же получается? Тело не чешется, а чешется вроде как само сознание? Странно, правда?
— Странно.
— А может, оно и правда чешется? Что такое чесаться?
— Ну, устранять какие-то раздражения.
— А что, разве не может ничего такого быть, что раздражает сознание?
— Действительно!..
— А что может его раздражать? Можешь чего-нибудь придумать? Вот ты сам погляди: по телу всего лишь ползет капелька пота. Не кислоты ведь, из тебя выделилась, не разъест. Или травинка прилипла. Да тебя дубиной можно отходить, ты это легче перенесешь!
— Точно, легче, — соображаю я, и до меня доходит абсурдность моих мучений. Я вообще-то человек совсем не изнеженный, спортсмен, охотник. И вдруг воплю благим матом только потому, что у меня где-то зачесалось…
— Так ты задумайся, тело ли так страдает?
— Явно это как-то связано с вниманием, — говорю я Степанычу.
— Ма-ла-дец! — отвечает он. — А внимание — это что? Это тело или сознание?
— Сознание.
— Следовательно?
— Следовательно по телу ползет капелька, а в сознании что-то делается с вниманием…
— И это совсем не так же безобидно, как с телом!
— Потому что насильно!
Он посмеялся и вынул брусы из запоров моей ловушки.
— Ты, — говорит, — посмотри еще маленько. Чего тебя дальше-то насильно держать… А как насмотришься, приходи париться… Ты сейчас, поди, поймешь, что русская баня — это для души!
И ушел в баню. А я остался сидеть в бочке. Честно говоря, долго я все равно не выдержал. Как только до меня доехало, что я в баню иду, чтобы зуд снять, но не с тела, а с сознания, с тела души, что ли, во мне словно что-то завершилось. Я заорал, вышиб эти проклятые доски и бегом бросился поливать голову из бака холодной водой.