– Ну хорошо, хоть не врешь, – сонно заметила она, прижимая к груди его руку с синей вязью татуировки. – А то начал бы – мол, глаза твои увидел… Все так говорят. А ты по-честному – сиськи, мол, и все тут.
– А чего? Так и было, – целуя ее в ухо, отозвался Женька. – Мне тогда так захотелось к тебе прикоснуться, раздеть тебя, зацеловать до синяков… вот как сейчас… А ты была недоступная, чужая. Потом стала чужая жена, и снова нельзя… а потом приехала… и я тебя получил, ты сама мне отдалась, я и не надеялся, даже не мечтал, понимал, что не допрыгну. Котенок, я люблю тебя больше всего на свете, нет ничего дороже тебя.
– Как ты живешь со мной? – Марина повернулась к нему и обняла, прижимаясь и заглядывая в глаза.
– А как? Мне неважно, что ты думаешь по этому поводу, я хочу быть с тобой и буду. – Он провел пальцем по губам, по носу. – Ох, Коваль, какая же ты трудная! Тебе постоянно хочется выглядеть каким-то чудовищем, а на самом-то деле ты совершенно другая. Ты просто ребенок, который попал в такие условия, при которых ему пришлось резко вырасти, стать взрослым и бороться за право жить в этом мире.
Марине иногда было даже не по себе от этих его приступов проницательности, когда Хохол вдруг начинал рассказывать ей про нее же. В такие моменты из его лексикона начисто пропадали блатные словечки и жаргон, он говорил очень связно и интересно, и Коваль потом всегда удивлялась, почему в обычной жизни он не говорит так, как наедине с ней.
– Имидж, котенок, – так, кажется, ты любишь говорить? – смеялся он. – Я все же Жека Хохол, а не ботаник из университета.
– А тебе бы это подошло. Кстати, откуда ты слов таких нахватался? Говоришь, как пишешь, – поинтересовалась она сегодня.
– Котенок, я до восьмого класса отличником был, это потом, как в город переехал, так и перестал в школу ходить. А потом на малолетке книги читал – времени-то вагон. Ну и у Строгача тоже ведь непростые люди бывали, приходилось соответствовать, не с Бармалеем же равняться!
– Это точно! – засмеялась Марина. – Вот уж у кого мозг с булавочную головку! За что Гришка его так приблизил, не понимаю!
– За то, что не башкой работает, а кулаками сначала. Это ты у нас умных любишь, а Бес – нет, он хочет, чтобы вокруг него не думали, а тупо исполняли то, что он прикажет. – Хохол чуть пошевелил затекшими пальцами, погладил ее грудь. – Может, хватит воспоминаниями делиться?
– Золотой ты мой, ты ж так редко мне что-то про себя рассказываешь! – сладко потянулась Марина, подставляя грудь его жадным губам. – Поцелуй меня еще…
