Глава 10
Джейн Спитфайр посещает страну, пребывающую под анестезией
– Наш отец умер! – шумел народ на улице.
Все рыдали.
За семь дней траура было пролито ровно 7 753 375 537 753 слезы. То были слезы искренней скорби. Иногда – слезы страха. Известное зло предпочтительнее неизвестного блага. Что-то случится? Как бы то ни было, наседка прикрывала всех своими крыльями – уток, лебедей, гусей. Теперь все остались сиротами. Начнется борьба внутри страны. Жестокая, безудержная борьба. Кто станет наследником харизматического вождя? В эту ночь обязанности президента перешли к Вице-Мессии.
Мессия умер – да здравствует Вице-Мессия!
Христос творил чудеса, но Петр был неспособен ходить по водам и все время тонул. Ждать ли чудес от Вице-Мессии? Ожидание без надежды, принуждение себя к слепой вере…
Народ рыдал на улице. «Мой отец умер», – плакал девяностолетний старец. «Что с нами будет?» – задавала вопрос пара молодоженов. Выстраивались очереди – только чтобы взглянуть, к гробу не подпускали, – у зала, где покоились бренные останки того, кто был надеждой нации не одно десятилетие.
«Что теперь?» – спрашивал себя целый народ.
Все вышедшие на улицу, раньше сплоченные воедино под широкими крыльями, вели себя как будущие враги. Противники, которых покинул судья, обреченные отныне на братоубийство. Никаких тормозов! Никакой власти! Никакого отца. И поэтому все плакали: они стали сиротами!
Джейн это не волновало. Для нее смерть была чем-то быстрым и чистым. Она привыкла убивать и уворачиваться от смерти. Привыкла видеть смерть рядом с собой, не заглядывая ей прямо в глаза. Вечно убегая от нее. Умер – похоронили, и жизнь продолжается. Такова была ее прагматичная философия.
К чему рыдать? Слезами горю не поможешь.
Народ ее не понимал и рыдал по-прежнему, считая, что от этого что-нибудь да улучшится. Очередь росла. Люди выходили из-за столов в ресторанах, не закончив есть, и становились в нее. Официанты, повара, кассиры, все оставляли работу и тоже становились в очередь. Цемент без толку затвердевал на стройках; в магазинах продавцы оставляли двери открытыми; водители тормозили автобусы и выпрыгивали из них вместе с пассажирами, плача хором, чтобы тоже встать в очередь. Мясники оставляли куски мяса, облепленные мухами; адвокаты прекращали процессы, истцы бросали свои иски, судьи – свои приговоры, и все становились в очередь и там плакали. Прекращались футбольные матчи, мячи сиротливо лежали на поле. Прекращались спектакли и киносеансы. И все без исключения рыдали на улице.
