– Нет, ты погляди, в натуре. Откуда взялся этот фраер?
Заколов открыл глаза. Нет ветра и дождя. Затихший стук колес где-то внизу под спиной. Над ним стоит Ныш и продолжает возбужденно орать:
– Мы его с поезда долой – он тут как тут! Менты по полной загребли, в кутузку посадили – опять целехонький нарисовался. Ты что, паря, – парашютист, с неба свалился? А может, у тебя крылышки есть?
Ныш заржал, выставив напоказ желтые от насвая зубы. Тихон дернулся, чтобы двинуть по противной роже. Лежащие на животе руки оказались связанными. В голове невидимый кузнец застучал маленьким молоточком. Тихон сел, потрогал ссадину на голове.
– Где Нина? – попытался крикнуть он, но звук получился хриплым и невнятным. Он набрал воздуха и зло выдохнул: – Ну-у!
Лицо скривилось от боли. Под черепушкой опять застучал неутомимый кузнец.
– Ты глянь, он еще огрызается. Есенин, у меня больше веревок нет, чтобы парашютистов вязать. Может, его сразу пинком под зад? Пусть летит дальше.
Из светлого проема кабины в узкий коридорчик высунулось встревоженное лицо Нины.
– Тиша! – девушка подбежала и наклонилась. Ее бледное лицо слегка порозовело.
Заколов угрюмо встал. Сидя на полу, он чувствовал себя беспомощным.
– Если ты ее тронешь – убью! – Тихон нахмурил брови и грозно взглянул на Ныша.
– Ой, ой, ой! Не, ну вооще, меня тут за чукчу держат.
Лицо Ныша сжалось, кулак пружинисто выстрелил в живот Тихону. Заколов успел напрячь пресс и хотел ответить ногой, но в руке Ныша сверкнула черная сталь пистолета.
– Без шуток, студент. Сиди и не рыпайся, – темные глаза блестели возбужденным безумием. Хамбиев мягко взвел курок.
Черная дырка ствола медленно опустилась со лба в низ живота. У Заколова разом все обмякло, будто надломился внутренний стержень. Вновь всплыло перед глазами кровавое месиво на голове милиционера. Кто его так? Если это сотворил Ныш, то с Тихоном он точно церемониться не будут.
– Нет! – Нина вцепилась в руку Ныша.
– Отстань, дура! – стряхнул ее бандит и показал Тихону на кабину: – Туда. И без фокусов.
Есенин глядел в окно пустыми глазами. Вчерашний хмель, подстегнутый утренним портвейном, постепенно сминался тяжелыми мыслями. Осадок был неприятен.
То, что натворил Ныш, тянуло уже на вышак. Убийства своих коллег менты не прощают. И он – правильный расчетливый вор Есенин – оказался крепко повязанным с бестолковым Нышем.
