Карозин переглянулся с Авериным и, махнув рукой, сказал:
– Подавай!
Дамы молча улыбнулись друг другу.
И вот уже несут подносы с кухни, а на столе выстраиваются холодная смирновка во льду, шустовская рябиновка, бутылки белого и красного вина. Принесли окорок провесной, тонко, едва ли не бумажной толщины ломтиками нарезанной. Жбан икры, блюдо семги, украшенное ломтиками лимона, крошечные расстегаи, янтарный балык, все это раскладывали по тарелочкам подручные.
Мужчины начали с водочки, после каждой рюмки тарелочки с закусками сменялись новыми. Дамы пили белое вино. Говорили немного, все больше о коронации. Впрочем, при виде этакой красотищи, разложенной по тарелкам и блюдам, как-то и говорить особенно не хотелось. Постепенно закуски исчезали и на их месте появились фарфоровые тарелки и засверкало серебро приборов. Дошла очередь и до селяночки, и до розовых круглых расстегаев.
Официант уже резал на десятки тонких ломтиков зарумяненный пирог с серой аппетитной налимьей печенкой.
– Розан китайский, – не удержался от замечания Аверин, пробуя пирог.
– На десерт позвольте гурьевскую кашку-с предложить, – предложил официант и все четверо тут же согласились.
Лица их уже порозовели от выпитого и съеденного, а завтрак еще и не кончался.
– Никита, – сказала Катенька с улыбкой, – я чувствую себя чревоугодницей. Всего попробовать хочется.
– Ну, иногда, милая Катерина Дмитриевна, – довольно и важно откликнулся вместо Карозина Аверин, – можно устроить себе вот такой вот праздник. Пир души!
Закончили кофе и ликерами и назавтракались так, что про таинственный сверток Катерина Дмитриевна вспомнила только вечером, поскольку после ресторана, где они оставили почти сорок рублей, все поехали кататься. И домой вернулись уже часам к шести, расставшись, наконец, со своими родственниками и пребывая в самом прекрасном расположении духа.
И вот только оказавшись в тишине своей комнаты, Катерина Дмитриевна, после легкого обеда желая немного отдохнуть, переоделась в домашнее платье и прилегла было уже, когда ее взгляд упал на бордовый ридикюльчик. Что-то было с ним связано, сначала подумала она. И только прокрутив в памяти события этого весьма насыщенного дня, она вспомнила, что же именно! Тотчас она поднялась с постели и достала из сумочки небольшой сверток белой бумаги, перетянутый простой веревочкой.
Катя вернулась на постель, села, положила сверток на колени и отчего-то не спешила его развязывать. «Может быть, – думала она, – лучше позвать Никиту? И посмотреть вместе с ним, что там? Но он начнет непременно спрашивать, почему она сразу ничего не сказала? И потом, мало ли что1 там может быть…» Ей вспомнился Соколов, его странный и властный взгляд, его последнее замечание о том, что пишет он только тех, кто ему интересен. Ей вспомнилось, каким взглядом он окинул ее нынче, когда они проезжали мимо. «Да уж, мало ли что там может быть…»
