Мы ехали почти что шагом, чтобы дать время колонне построиться за нами. Меня мучило то, что я не могу оглянуться и посмотреть, все ли в порядке. Но я испытывал уверенность. До меня как бы ветром доносило мощный шум моторов и колес. Мостовая и дома содрогались так сильно, что, казалось, находишься в пушечном жерле.
Вот тогда-то толпа действительно убеждается в нашем присутствии. Уверенность в этом распространяется все дальше и дальше, все больше и больше. Толпа рычит; толпа ощетинивается. Крики опережают нас; они раздаются там, где нас еще нет.
Кричу своему соседу во всю глотку:
— Наклонись и посмотри, успели ли отряды присоединиться к мам.
— Да. Думаю, что да!
Самое главное было не дать разделить себя. Я свищу команду:
«Плотней ряды! Малый промежуток!»
Команда четко повторяется три раза. Впрочем, я не был уверен в этом.
Мы катили еще минуту между двумя рядами толпы, которые становятся все более и более густыми, но, несмотря на свою плотность, не очень выпирают на мостовую.
Вдруг трое полицейских отделяются от тротуара, становятся посреди улицы и поднимают руки.
Я кричу соседу:
— Не обращай внимания! Кати!
Я смотрю вперед. Свободное пространство суживалось; в двухстах метрах оно заканчивалось острым углом в плотной толпе. Эта толпа казалась твердой, как черное дерево. Хоть я и чувствовал нашу силу, но не понимал, как будет возможно пройти через толпу.
Полицейских застав не было видно.
Это был последний момент, когда я чувствовал страх, соображал, взвешивал шансы за и против.
Вытаскиваю свисток: свищу во всю силу легких:
«По четыре! Вперед!».
Приказ прыгает за мною от отряда к отряду.
«1–2» прилепился ко мне слева. Второй ряд поравнялся с нами. Я не думал больше о трех фараонах. Где они?
Толпа была пьяна от радости. В самом деле! От нее исходило тяжелое дыхание, как от человека, который выпил. Она вздувалась, как бы желая броситься на нас. Потом опять отпрядывала.
Я свищу команду:
«Полный ход! Большое расстояние! В атаку!»
Мой первый ряд срывается с места весь сразу, одним усилием. Вдруг свободное пространство перед нами расширяется и разрывается. Казалось, там проходило какое-то сверло и во мгновение ока расчищало толпу.
Но толпа за нами была увлечена, подхвачена нами. Она бежала рядом с машинами, цеплялась за железные засовы, висла на перилах, набивалась внутрь, карабкалась на империал. Завывала в тон цилиндрам. Каждый автобус наполнился людьми, которые делали его более массивными; и каждый автобус тащил за собой целые гирлянды людей. Представляете себе картину этой массы, волнующейся с одного края до другого, от начала колонны до конца, цементирующей все промежутки, склеивающей все вместе?
