Господин Головастик издал презрительный смешок, его бледные, под цвет кожи глаза блестели, как две грязные лужицы.
— Я лечу не все болезни, мой дорогой господин. У заключенных бывают такие болезни, что и вылечить невозможно.
— По крайней мере, — сказал ученый Динь натянуто, — вы перевязываете раны узников?
Воцарилось молчание, во время которого господин Головастик обошел свой рабочий стол и дерзко обратился к ученому, возвышавшемуся над ним на целую голову:
— О каких ранах вы говорите?
— В тюремных архивах упоминается о том, что принц Буи часто назначает наказания, предусматривающие нанесение отметин на кожу. Можете вы объяснить это? И какова в этом случае ваша роль как тюремного врача?
— Принц Буи волен выносить любые приговоры. Он не отчитывается ни перед вами, ни передо мной. Я присутствую, чтобы тюремщики не выходили за рамки назначенного наказания, а иногда помогаю облегчить боль приговоренных.
— Цель наказаний не в том, чтобы мучить заключенных, но чтобы нанести вечное клеймо, — заметил ученый, внимательно глядя на доктора Головастика.
Но так как тот явно уклонялся от дальнейших разъяснений, ученый Динь заметил:
— Мандарин Тан полагает, что два недавних убийства связаны со смертью принца Хунга. Вы тогда уже были врачом?
Глаза маленького человечка, бледные и неуловимые, устремились куда-то далеко.
— Действительно, евнух Сю нашел тело молодого человека в зверинце. Он сразу же позвал меня осмотреть его.
Чувствуя, что врач о чем-то умалчивает, ученый Динь настаивал:
— Не забывайте, что расследование поручено нам самим принцем Буи…
— В таком случае, я открою вам то, о чем почти никто не знает и о чем не нужно широко распространяться: в момент смерти молодой принц был совершенно голым.
Дым, шедший от печи, ел глаза евнуха Сю. Но он не беспокоился о том, что они слезятся, он и так плакал слезами отчаянья с утра до вечера и издавал душераздирающие звуки, которые вывели из себя повара, и он повздорил с ним серьезнее, чем обычно.
Носильщики паланкина Сюан и Мин нашли убежище от потоков дождя на дворцовой кухне. Медвежья Лапа принял их с обычной флегматичностью, а старый евнух состроил жалобную мину, несмотря на все усилия носильщиков разрядить атмосферу, предлагая загадки собственного сочинения.
Пузатый, коренастый,
Я вам служил день ото дня,
Теперь я лью потоки амбры
Нежданной, теплой прихотливо.
Увы, теперь вы видите меня
Лишенного одной полезной,
Невозвратимой больше штучки.
Носильщик Сюан, автор сочинения, зловредно захихикал. Евнухи не любят, когда шутят — нарочно или нет — на тему их увечья. Поэтому Главный воспитатель Сю надулся, выставив вперед нижнюю губу.
