Никогда еще таким не видела Серафима Григорьевна своего зятя. Она даже и не представляла, что в этом покладистом добряке могут найтись такие тихие и такие каменные слова. Да и сам Василий Петрович удивился первой размолвке с тещей. Неужели сон был виной этому или догадка о сбережениях Серафимы Григорьевны? Вернее всего, что причиной этому были только старые куры. Но…
Но если она могла подать к столу в день долгожданной встречи оскорбительно жесткую курятину, если она могла наводить экономию такого рода, значит, она могла скрытно от него и, может быть, от дочери проворачивать и другие дела.
Не зря же в первый день приезда в умную голову Аркадия заползли такие мысли. Не зря же, наконец, снятся такие сны! Ведь человек не может увидеть во сне того, что ему не известно или о чем он не думает днем.
Вышел из-за стола Василий Петрович голодным. Он даже не стал пить парное козье молоко, которое любил. Его сегодня сердило и то, что Ангелина не вышла к столу, хотя она и до этого просыпалась позднее других.
Сын Иван, как обычно, молчал. Наскоро позавтракав, он побежал заводить и разогревать «Москвич», Василий Петрович тем временем надел спецовку. Он не переодевался на заводе, чтобы не терять времени.
Уезжая, Киреев сказал теще:
— Так, я думаю, вам понятна линия в смысле гостеприимства Аркадия Михайловича?
Это было сказано на крыльце, сказано подчеркнуто официально. Баранов уже проснулся и через открытое окно слышал их разговор. Он также слышал, как после отъезда Серафима Григорьевна поднялась наверх и, пройдя в соседнюю светелку, шепотом стала будить дочь Василия:
— Солнце-то уж вон где, Лидия…
— Я сейчас, — ответила девушка.
Через тесовую перегородку послышалось, как торопливо одевается и обувается Лида, как спешит она по лестнице. Потом он увидел в окно, как Серафима Григорьевна у крыльца сунула Лиде бутылку с молоком и сверток, сказав:
— На вольном-то воздухе слаще поешь. И умоешься там же, на ключике. Здоровее будешь.
Затем были выгнаны три козы и два козленка.
Козам не терпелось. Им хотелось есть. Они тянули Лиду, еле удерживавшую концы привязи. Козлята резво бежали за самой большой, коричневатой, хорошо вычесанной козой.
Когда едва успевающая за козами Лида скрылась за воротами, появилась старуха с двумя пустыми корзинами.
— Григорьевна! — крикнула она. — Уехал сам-то?
— Тсс! — предупредила ее Ожеганова. — Гостя разбудишь, — сказала она, оглянувшись на занавешенное окно, не думая, что Баранов наблюдает за ними.
