Директора все-таки выходили, директор уже отлеживался на даче, директору уже подыскивали место, где приложатся его недюжинные, без сомнения, таланты, а завод вливал в себя свежую кровь. Попивавший бренди директор будто затыкал собою жерло вулкана, а когда тот изошел лавой, то кое-какие подвижки стали происходить и на самых низах, более пьющие электромонтеры и электрослесари без охоты уступили свои места менее пьющим: не естественный отбор действовал, а административное принуждение, известное задолго до Дарвина.
Объявления у проходной громко зазывали электриков всех разрядов, желательно допущенных к работам с высоким напряжением. Людей оформляли, люди требовали надзора за собой, те же, к примеру, электрики на подстанции, которой так и не нашлось нового начальника взамен старого, никем не виденного, второпях назначенного некогда и сгинувшего в неизвестность еще тогда, когда директор приступал к первому ящику бренди.
В объявлениях у проходной («Заводу требуются рабочие, техники и инженеры следующих специальностей…») упомянули наконец и его, и однажды в отдел кадров пришел низенький рыжеватый претендент, на удивление хорошо, даже очень хорошо одетый. Три дня оформлялся, рот раскрывал только в отделе кадров, но еще до того, как на заводскую территорию ступил, электрики все уже знали о нем. Бывший начальник подстанции химико-фармацевтической фабрики, бывший командир взвода под Красноярском, в начале корейской войны получивший десять лет за попытку перейти на сторону американцев вместе со всей ротой, — короче, пытался изменить Родине. Прощение получил только в 57-м году, вернулся в Москву, без отрыва от производства на той же фабрике окончил институт, однако в мирную гражданскую жизнь, далекую от корейской войны, входил со скрипом, так и не женился (в тридцать шесть лет-то!) и, по наведенным справкам, пристрастия к зеленому змию еще не приобрел. Приняли его, конечно, с некоторой опаской, смущали замысловатые извивы биографии, но, без сомнения, учли и немалые организационные способности: шутка ли, в скромной должности командира взвода распропагандировать всю роту и сагитировать ее пёхом отмотать тысячу верст по тайге да столько же по Китаю, чтоб дойти до линии фронта между обеими Кореями и с поднятыми руками двинуться к американским окопам. А может, — гадали потом на пятом этаже интеллигенты, — сидел в отделе кадров заклятый антисталинист, злостный враг культа личности, решивший допуском репрессированного плюнуть на могилу Вождя всех народов и Лучшего друга электромонтеров. Сменные энергетики, более смышленые, держались другого мнения, примитивного, как молоток. Кончился, считали они, срок моратория, наложенного на вакантное место начальника подстанции, должность приберегалась для любимого чада одного министра, студента, который, однако, накануне диплома загремел на одиннадцать лет за изнасилование дочери начальника главка.
