Имелось разрешение на обыск производственного помещения, подстанции то есть, но рыться в шкафах никто не стал, никаких местных, внутризаводских инструкций по включению трансформаторов отродясь не было и не могло быть, все на подстанции делалось строго по отраслевым «Правилам эксплуатации». К пяти часам вечера были опрошены все, кто что-либо знал или видел, и тут же всплыла фамилия главного энергетика и ее разрешение на допуск пьяного Немчинова к работе, о чем был осведомлен ответственный дежурный. Афанасию дали почитать Уголовный кодекс РСФСР, статью 140 («Нарушение правил охраны труда»). Он ее знал наизусть, однако же для виду поизучал строчки. Лично ему ничего не грозило, возможно, сущие пустяки — административное взыскание, если найдут в приказах по заводу фамилию Немчинова, но ее там нет, мужик грамотно пил и сорвался только на эти праздники.
Итак, ему — выговор, лишат и премии. А Овешниковой — диапазон пожестче и пошире: от исправительных работ по месту работы до пяти лет лишения свободы. И все в руках следователя. Если главный энергетик допустил к дежурству пьяного электрика, то, следовательно, он мог предвидеть последствия. Правда, надо еще официально удостоверить, что Немчинов умер в больнице, а не скончался при взрыве.
Афанасий закрыл синюю книжицу Уголовного кодекса — и ему стало так жаль Юлию, такая скорбь накатила на него, что почему-то вспомнилась мать в очень далекий год смерти отца.
Вдруг под вечер на подстанцию пришла Люська, на завод приехавшая, долго звонила, пока Афанасий, чуя недоброе, медлил у двери. «Лапочка моя», — сказала ласково, обдав Афанасия запахом хорошего вина. Эта разбитная, дерзкая, умеренно накрашенная девка заходить в кабинет отказалась, постояла у щита, над которым тихо и умильно постанывали ножи рубильников, вогнанные в губки «тысячника». Люська улыбалась грустно, будто вспоминала детство.
— Ну вот, — сказала, — и попрощалась… И с тобою, и с отделом. Ухожу я, Афанасий. Уволилась. Скатертью мне дорожка. И тебе советую уходить. Слопает тебя твоя краля, поверь мне…
Уже в дверях произнесено было самое главное.
— Подменена в диспетчерском журнале страница, где записано, кто допустил на смену Немчинова, царство ему небесное… Теперь только двое знают про Юльку — ты да ответственный, дурак этот партийный, но тот, как и ты, самой записи не видел, а слышал кто или не слышал — это, сам понимаешь, туфта, к делу не пришьешь… Ухожу. Облегчу душу, признаюсь: мне Юлька твоя деньги сунула такие, года два жить можно припеваючи. И ты уходи, пока не поздно. И местечко найду тебе хорошее, у меня знакомства, мамаше твоей звякну, сообщу, мы еще с тобой поработаем…
