— Что ж, старина Раймерс — гений! — воскликнул Томас, когда компания покинула удивительную лавку. — Мне каждый раз не верится, что он все артефакты делает сам.
— Что?! — хором ахнули четверо непосвящённых из Большого Мира.
— Идеи он ворует, — успокоил их парень. — Как и расчёты, по которым изготовляются артефакты. Но даже с таким запасом дело это трудное.
— Он занимается этим с пятнадцати лет, — добавил Бруно. — Тогда лавка принадлежала его отцу, впрочем, чисто формально. Папа тихо-смирно, преподавал в университете. Сейчас Раймерс — самый богатый человек города, а Риэмаль — один из самых богатых городов Элиорамии, хоть и по территории невелик.
— Откуда вы его знаете? — поинтересовалась Теона.
— Мы с ним учились в Академии Магии, — протянул Томас. — Я вынужден был уйти после первого курса — он ушёл по желанию. Не видел смысла.
— С таким-то талантом…
— Итак, сила четырёх стихий может разрушить источник зла. Вода — противоположность Огня, Воздух — Земли. Две волны невероятно разрушительной энергии. Они могут уничтожить что угодно, если эта магия в чистом виде. Поэтому что вам нельзя делать?
— Да, я слушаю, — невпопад ответила Дашка, глядя на улицу: там, на площади, играли маленькие дети.
— Нет!! — вспылила Кларисса. — Признайся, какую из мыслей, что я надеялась сейчас до тебя донести, ты поняла последней?
— Для победы нужны наши силы, — Дашка так и не повернулась к колдунье-наставнице.
— Они должны без примеси какой-то иной магии. Понимаешь, к чему я?
— Нет… — проронила она. — Какая я была дрянь…
— Опять! — простонала Кларисса, подходя к ней и опускаясь на колени (Дашка сидела на стуле). — Ну в чём опять ты себя винишь?
— В том, что посмела так относиться к Кристиану. Его отец был мерзавцем, да, но ребёнок почему за это расплачиваться должен был? — молодая женщина словно пребывала в шоке от собственных слов, вернее, давних желаний и намерений.
— Ты Кристианом своего сына хотела назвать? — колдунья ласково взяла её за руку.
— Имя я недавно придумала, — совсем убито произнесла Дашка. — Теперь так хочу вернуть сына… Такое ощущение, что эта любовь, уже бессмысленная, — возмещение сначала моего равнодушия, потом — ненависти.
— Вдруг он тебя простит? — Клариссе вдруг пришли на ум слова утешения, в которые она и сама не прочь бы была поверить.
— Вот прощать он не умеет. Не научился. Не успел понять, что это.
— А вдруг? Сдаётся мне, ты ненавидела Кристиана не потому, что действительно это чувствовала, а потому, что так
