- Кто вам сообщил?
- Консьержка из дома пятьдесят. Я недавно оттуда. Заходила к Полю в обед. Я только не знаю, что за яд…
- Стрихнин.
Креспи подняла голову. Левин, увидев на ее лице изумление и сострадание, спросила:
- Вы были его подружкой?
Креспи грустно улыбнулась:
- Нет. Я была его лучшим другом. Мы дружили двадцать лет, с той поры, когда оба поступили на факультет естественных наук. Именно Поль надоумил меня прийти работать к нему в «Корониду».
- А почему вы решили зайти к нему? Ведь в эту пятницу он должен был быть на работе…
- Я забеспокоилась. Рано утром позвонила ему на фирму. Обычно трубку берет Иветта, его секретарша, но в этот раз к телефону подошел Федерико Андрованди из службы безопасности. Я повесила трубку.
- Почему?
- Мне не хотелось, чтобы Жюстен Лепек знал, что я все еще вижусь с Полем. Он бы начал упрекать его. У Лепека дурной характер, я всегда его терпеть не могла. И ушла из этого заведения отчасти из-за тамошней атмосферы.
- Отчасти?
- Ну, еще потому, что решила перейти в Комиссариат по атомной энергии в Сакле, где мне предложили руководить отделом протеинов.
- Мне это ничего не объясняет.
- Я хотела вернуться в чистую науку. Бежать от меркантилизма частных лабораторий. Нас вынуждали сворачивать очень интересные направления, если они не были рентабельны в среднесрочной перспективе. В один прекрасный момент я почувствовала, что продала этим людям душу.
- Каким людям?
- Лепеку и Ферензи.
- Так Лепеку или Ферензи?
- Им обоим.
- Вы уверены?
- Мне непонятен ваш вопрос.
Мутный взгляд - наверняка приняла транквилизатор, отметила Левин.
Патрисия Креспи опять уткнулась в свою дамскую работу. Движения ее были точны, но чрезвычайно медленны. Кстати, о работе. Почему она дома, а не там, на службе?
- Мне сказали, что у вас была связь с Марко Ферензи.
- Кто вам сказал?
- Не важно. Это правда?
- Да. И это не самое лучшее, что я в своей жизни сделала. Марко - тип столь же соблазнительный, сколь гадкий. Ай! Укололась.
Она несколько секунд смотрела на свой указательный палец, на котором выступила капелька крови, пососала его. Стараясь не испачкать вышивку, положила работу на диван. Встала, пошла в маленькую заставленную кухоньку американского типа, взяла из шкафчика пластырь, приклеила к пальцу и медленно, будто на ходулях, вернулась на место. Усевшись, она тотчас опять взяла в руки алфавит, хотя перевязанный палец причинял ей некоторое неудобство.
Левин продолжала:
- Почему вы считаете Ферензи гадким?
