— Я заберу пленку и пойду, — сказал Модильяни, когда они вернулись в библиотеку.
Тимоти хотел было ему помешать, но опоздал. Когда он добрался до стола, детектив уже вынул катушку с пленкой из проектора и, крепко зажав ее под мышкой, отправился к выходу.
— Я вам не разрешаю, — рявкнул Тимоти.
— Вы вторглись в частную жизнь этого человека. Нам надо показать ваш материал мистеру Тагастеру и спросить у него, не захочется ли ему выдвинуть против вас обвинение. В ближайшее время мы с вами свяжемся.
И с этими словами он ушел.
Тимоти застыл у окна, провожая детектива взглядом. Он не сомневался в том, что пленка будет уничтожена по дороге из его дома в полицейский участок. Записью только что состоявшегося разговора Модильяни распорядится, как ему заблагорассудится, но в любом случае не передаст ее по инстанции. И после этого бравый полицейский получит от Братства солидный куш за хорошо проведенную работу, пусть проведена она была, и вовсе не в интересах общества.
Тимоти вернулся в дом Тагастера и, не обращая внимания на симулякрум, который, оторвавшись от книги, радостно его приветствовал, самым тщательным образом обыскал все помещения на предмет следов утреннего двойного убийства или хотя бы недавнего прихода в дом гангстеров. Но ничего не нашел и вернулся к себе.
Страх и отчаяние овладели им. Теперь у него не осталось ни времени, ни сил на то, чтобы оплакивать погибшего музыканта. Но в то же время в его душе зародилась и стала крепнуть холодная ненависть ко всем этим людям — и неумолимое желание добраться до них и совершить справедливый суд. Как ни странно, мысль об убийстве не вызвала у него отвращения, хотя он всю жизнь ненавидел насилие. Он — как это в конце концов случается едва ли не с каждым — достиг той поры в своей жизни, когда могущественные силы бесповоротно и безжалостно зажали его в угол и начали трепать и мять с такой яростью, что ему оставалось либо сдаться и погибнуть, либо восстать и попытаться победить. Для одних такой внешней силой становится правительство, король, диктатор или президент. Для многих других — какая-нибудь крупная корпорация, бездушная бюрократическая машина. Для Тимоти такой силой оказались люди, поставившие себя вне закона и над законом, — с благословения коррумпированных чиновников, поставленных этот закон охранять.
Ярость. Порой бывает полезно разозлиться как следует. Теперь, дожидаясь визита со стороны Клауса Маргеля, он думал лишь об одном — как бы не перестать злиться.
