Дверь в корректорскую стояла распахнутой: Андрей, не входя еще, увидел у черного, гранками заваленного стола грузную, но легкую фигуру Ионы в одном жилете, без пиджака. Широченные рукава несвежей рубашки заправлены в мятые пристяжные манжеты. Он повернул к Андрею кудлатую с проплешью, энергичную голову, тряхнул свисшей на лоб прядью. Глаза темные, острые — вспыхнули: в ночь, под утро, люди не приходят в редакцию попусту.
Взгляд был таков, что Андрей сказал сразу ж, с размаху:
— Распутин убит.
Иона дрогнул весь с головы до пят. Корректор — ночной, дежурный, единственный в комнате — поднял седоватую голову от гранок.
Прыжком Иона был у двери. Он прикрыл ее, привалился широкой спиной, всей тяжестью, словно из коридора ломились штурмом несметные полчища, и переспросил хриплым от волнения шепотом:
— Убит? Вы… вы понимаете, что говорите? Ведь это же — революция… Смертельный удар самодержавию. Революция, я вам говорю.
Корректор пристально смотрел на Андрея. При последних словах Ионы Андрею показалось: глаза корректора прижмурились, чуть заметною едкой усмешкой дрогнули губы.
— Откуда вы знаете?
Захваченный редакторским чрезвычайным волнением. Андрей, сам задыхаясь, сбивчиво и торопливо рассказал об автомобиле, о полынье. Иона слушал жадно.
В середине рассказа он перебил:
— Никто не знает? Ни одна газета? Вы были один?
Андрей запнулся на секунду.
— Один.
Иона потер руки восторженно:
— Вот это да! Вот это сенсация!
Он подумал, быстро закрутив нервными пальцами прядь на лбу.
— Поехать сейчас же на мост? Что, если выловить его самим? Сколько времени прошло? Час, полтора? Он, наверно, замерз уже. Можно вытащить без риска.
В дверь толкнулись. Иону шатнуло вперед.
— Кто?
— Спускать номер в машину, Иона Рафаилович?
Иона поморгал, потер лоб, взбросив прядь, глянул на часы.
— Нет, постойте… Черт… не успеем… И так опоздали… Если еще совсем сорвем розницу… Шут с вами! Спускайте… Так даже лучше: утром дадим экстренный выпуск.
— Двойная розница? — насмешливо спросил корректор. — Вы что, о цензуре забыли? Кто вам это пропустит?
Иона ударил локтем по двери.
— Да. Будь она трижды… В этом проклятом императорско-российском нужнике невозможно работать… Только в Америке мыслима настоящая политическая газета! Бог мой, что бы я сделал, если б мы были в Америке! Мировая же сенсация, я вам говорю! Вот где можно бы размахнуться…
Он прикрыл глаза, и лицо стало вдохновенным и жестким.
— Репортеров и сыщиков — сыщиков! — по всему городу. К утру мы знали бы все! Кто, что, фамилии, родословные, связи… Интервью с матерями, с любовницами, с постовыми городовыми… И полынья! Я вызвал бы водолазов, они обшарили б дно… Каждые четверть часа — экстренный выпуск газеты! "Ищут… ищут… Нашли!" Мы снимаем его под водою, на дне, на берегу… в десятке Поворотов. Это же всемирная история!.. А здесь… Черта здесь сделаешь… Цензура и… каких-то два водолаза на всю столицу.
