— Ты была права, — сказал Юрек, потирая темя. — Я рискнул, поставил только на нёс, и оказалось, что правильно…
Перед следующей скачкой появилась Моника Гонсовская, сияющая и счастливая.
— Ничего не поделаешь, это удовольствие придётся ей доставить, — сказала она без всякого вступления. — Вы сами видели, у меня не хватает духу ей запрещать и вообще… Если Агате штраф влепят, я за неё заплачу. Ей нравится прыгать, Флоренции то есть, а не Агате, так пусть знает, что после выигранной скачки может попрыгать. Но вы видели, как она финишировала?! Вы ведь смотрели, правда? Как она вошла в бокс! Теперь поскачет только через две недели, а могла бы хоть завтра…
Триумф был полный и абсолютный. Моё моральное удовлетворение достигло таких размеров, что я даже не обратила внимания на то, на кого и сколько ставят. Я выиграла последовательность с Флоренцией, потому что ставила на неё во всех сочетаниях, угадала триплет, весьма скромный, потому что перед Флоренцией пришли одни фавориты, после чего проиграла следующий триплет и квинту, потому что Марокко не пришёл первым. Что-то с ним случилось, потом я узнала от Моники, что именно: разумеется, снотворное. Потрясающий жеребец, мчался как следует почти всю дистанцию и ослабел только у финиша. Он стал вторым, и ведь не было повода его дисквалифицировать, разве что у комиссии хватило бы духу мыслить смело. Увы… Молодая девушка-жокей, Яжиняк, уезжала с турфа со слезами на глазах, тем более что из публики в её адрес летели различные колкости и издевательства. Оказалось, что народ наш прозрел только во время скачки с Флоренцией. Потом ослеп по новой…
Теперь торжествовал Юрек, который предчувствовал, что будет что-то не то, и свою склонность к соглашательству преодолел к четвёртой скачке. В пятой он не остановился на Марокко, поставил на трех разных лошадей и угадал. Триплет от ста двадцати тысяч подпрыгнул до двух миллионов.
— И квинта у меня получилась, — гордо сказал он.
— Она будет ненамного выше, — загасила я его радость, поскольку зачем ему лишние разочарования в жизни? — Все деньги тут делает Фагот, потому что все ставки опирались на Марокко. Может, миллиона три дадут, но на большее не рассчитывай.
— Лучше три миллиона, чем ничего… Дали три двести. Разбогатеть я не успела, потому что за последовательность с Марокко заплатили гроши. Мне было все равно, счастье от победы Флоренции меня переполняло, и его ничто не могло затмить.
— Ты права, — сказала Мария, проиграв на Марокко, как и весь ипподром. — Я тоже теперь буду ставить только на одну Флоренцию.
